31 марта.
Сегодня воскресенье, но я не поехал на дачу и остался в Москве, чтобы попытаться
осмыслить трагическую гибель Гагарина и Серегина. В газетах за 29, 30 и 31 марта
достаточно подробно описано постигшее нас национальное и мировое горе, и все же я
попытаюсь изложить случившееся в хронологическом порядке.
В 8:30 утра 27 марта я приехал в Главный штаб ВВС. Как обычно, Главком уже был на
месте. Зашел к Вершинину, доложил ему о вчерашних заседаниях Госкомиссий, подписал
приказ об испытательных полетах Германа Титова в ГНИКИ ВВС и документ о
выделении денежных средств на заказ Киевскому авиационному институту
телевизионного тренажера, имитирующего посадку на Луну. Уже собираясь уходить, я
высказал Вершинину свое недовольство тем, что меня сегодня вызывают к 10 часам в
ВПК, а к 15:30 - в ЦК КПСС по вопросу о допуске Феоктистова к полетам, что эта
глупейшая возня с Феоктистовым отрывает меня от дела. На это Вершинин сказал:
"Дружбу с работниками ЦК и ВПК терять нельзя. Поезжайте объясняться, но отступать
запрещаю". Я объяснил Главкому, что сегодня мне хотелось бы быть на Чкаловском
аэродроме и поздравить Гагарина с самостоятельным вылетом: он вполне подготовлен к
полетам на МиГ-17, и после проверочного полета с командиром полка на УТИ МиГ-15
можно будет выпустить его самостоятельно. Главком приказал: "Изучите прогноз погоды,
заслушайте Серегина и Кузнецова о результатах проверочного полета и доложите о вашем
решении".
В 9:30 из ВПК по телефону сообщили, что сегодня совещания у Титова не будет. Через
несколько минут позвонил Тюлин и подтвердил отмену совещания. Он сказал также, что
хотел бы вместе со мной осмотреть тренажер "Волчок" в институте Волынкина. Я не
возражал, и Тюлин обещал через час позвонить и договориться о времени отъезда к
Волынкину.
В 10:50 мне из ЦПК позвонил полковник Масленников и доложил: "Гагарин с Серегиным
взлетели на УТИ МиГ-15 в 10 часов 19 минут, в 10:32 с самолетом Гагарина оборвалась
связь, через 10 минут в самолете кончится горючее". Сообщение было очень неприятным,
но, зная задачи и условия полета и подготовленность экипажа, я надеялся еще, что такой
ас, как Серегин, найдет выход из положения, и дело закончится или вынужденной
посадкой, или самое большее - катапультированием летчиков. Доложив Главкому о
происшествии и приказав А. И. Кутасину и Л. И. Горегляду организовать поиск, я
немедленно выехал на Чкаловский аэродром.
На командном пункте аэродрома меня встретили генерал Н.Т.Пушко, Н.Ф.Кузнецов и
другие товарищи. Пушко доложил: "В воздухе находятся два самолета Ил-14 и четыре
вертолета Ми-4, самолеты и вертолеты ищут самолет Гагарина в районе: Киржач, Покров
и восточная окраина Москвы. Погода и видимость земли хорошие, но пока никаких
признаков самолета Гагарина не обнаружено". Уточнив район поиска, мы разбили его на
несколько квадратов, в каждом квадрате размером 10 на 10 километров непрерывно на
высоте 50-100 метров летали вертолеты, на высоте 300-600 метров летали самолеты Ил-
14 - они просматривали весь возможный район вынужденной посадки или падения
самолета и одновременно были ретрансляторами радиосвязи командного пункта с
вертолетами.
По уточненным данным картина летного происшествия выглядела так. Экипаж получил
задачу выполнить простой пилотаж в зоне над районом города Киржач. Высота полета в
зоне 4000 метров. Погода хорошая, двухслойная облачность: первый слой на высоте 700-
1200 метров, второй - на высоте 4800 метров. Видимость под облаками и между слоями
более 10 километров. После взлета Гагарин установил связь с КП и получил разрешение
занять зону. Выполнив задание в зоне, Гагарин запросил разрешение КП развернуться на
курс 320 градусов для следования на аэродром. На этом в 10 часов 30 минут 10 секунд
связь с самолетом прервалась. На все вызовы КП экипаж самолета не отвечал, но
проводка самолета локаторами продолжалась до 10 часов 43 минут. Наблюдение за
самолетом прекратилось на удалении 30 километров от аэродрома по курсу 75 градусов.
Немедленно в воздух были подняты самолеты и вертолеты для поиска самолета Гагарина.
Более четырех часов поиск был безрезультатным. В 14 часов 50 минут командир
вертолета Ми-4 майор Замычкин доложил: "Обнаружил обломки самолета Гагарина в 64
километрах от аэродрома Чкаловская и в трех километрах от деревни Новоселово".
Получив это сообщение, я, генералы Мороз и Мадяев тотчас же вылетели на вертолете
Ми-4 к месту происшествия.
На полях и в лесу лежал еще не тронутый оттепелью глубокий снег, лишь кое-где
просматривались небольшие проталины - обстановка для поиска белых куполов
парашютов была очень сложной (в полете я еще надеялся, что экипаж катапультировался).
Через несколько минут мы были в районе Новоселово. В 1-2 километрах от деревни
увидели на земле два вертолета. В воздухе кроме нашего вертолета был еще один: он
кружил над лесом, пытаясь указать нам точку падения самолета. У меня большой опыт
отыскания обломков самолетов с воздуха, да и зрение еще не подводило, но на этот раз я
заметил их только с третьего виража - помог трактор, который уже подошел к обломкам.
Наш вертолет сел на опушке леса метрах в 800 от места падения самолета. Глубина снега
была более метра, при каждом шаге ноги проваливались, идти было очень трудно. Когда
мы добрались до места падения самолета, там было уже около трех десятков человек во
главе с подполковником Козловым.
Самолет упал в густом лесу, скорость в момент удара о землю была 700-800 километров в
час. Двигатель и передняя кабина ушли в землю на 6-7 метров. Крылья, хвостовое
оперение, баки и кабины разрушились на мельчайшие части, которые были разбросаны в
полосе 200 на 100 метров. Многие детали самолета, парашютов, одежды пилотов мы
находили на высоких сучьях деревьев. Через некоторое время обнаружили обломок
верхней челюсти с одним золотым и одним стальным зубом. Врачи доложили, что это
челюсть Серегина. Признаков гибели Гагарина не было, но и надежды на его спасение
катастрофически падали. Вскоре обнаружили планшет летчика. Были основания считать,
что это планшет Гагарина, но утверждать, что Гагарин погиб, было еще нельзя - планшет
мог остаться в кабине и после катапультирования, да и принадлежность его Гагарину
надо было еще доказать.
Быстро темнело, производить раскопки ночью и без аварийной комиссии было
невозможно. Доложили Брежневу и Косыгину, что Серегин погиб, гибель Гагарина очень
вероятна, но окончательно о судьбе Гагарина доложим только утром 28 марта после
детального обследования района падения самолета.
С восьми вечера 27 марта до двух тридцати ночи 28 марта на командном пункте
аэродрома Чкаловская заседала аварийная комиссия Министерства обороны. Маршал
Якубовский своим приказом (маршал Гречко совершал поездку по арабским странам)
включил в состав комиссии Вершинина, Кутахова, Мишука, Еремина, Каманина,
Кузнецова, Поповича, Бабийчука и других товарищей. Первое заседание комиссия провела
под руководством Кутахова, маршал Вершинин совещался с руководством Министерства
обороны и докладывал правительству и ЦК КПСС о ходе и результатах поиска.
На заседании комиссии были рассмотрены все документы, регламентирующие и
планирующие летную работу 70-го ОИТАП (отдельный истребительный тренировочный
авиационный полк - Ред.), допрошены десятки специалистов - летчиков, командиров
подразделений, инженеров, руководителей полетов, связистов. После длительного
разбора материалов и опроса свидетелей происшествия все члены комиссии были
убеждены, что Гагарин погиб, но вещественных и неопровержимых доказательств его
смерти у нас не было. Было принято решение с рассветом 28 марта возобновить поиск
Гагарина (еще теплилась надежда, что он мог катапультироваться) самолетами,
вертолетами и группами лыжников. Маршал Якубовский приказал вести раскопки в месте
падения самолета всю ночь, но комиссия после детального обсуждения обстановки
пришла к выводу, что раскопки ночью вести нецелесообразно: в темноте многое можно
зарыть, затоптать и поломать, что затруднит в дальнейшем ход расследования.
Якубовский согласился с мнением членов комиссии. С трех до половины пятого ночи я
отдыхал в профилактории ЦПК ВВС, другие члены комиссии отдыхали на Чкаловской.
Я не сомкнул глаз за эти полтора часа. Перед моими глазами словно кинокадры мелькали
картины встреч с Гагариным. Их были тысячи, и везде Юра был живой, веселый,
жизнерадостный, энергичный. Нельзя было представить Гагарина мертвым. Гагарин -
это сама жизнь и неукротимая мечта о небе, о полетах, о космосе.
В 5:15 вся комиссия собралась на аэродроме, а еще через 15 минут мы все вылетели к
месту происшествия на двух вертолетах Ми-4. С рассветом возобновились поиски. До 7
часов утра ничего существенного обнаружено не было, но было уже точно установлено,
что найденный вчера планшет принадлежит Гагарину (заполнен его рукой красными
чернилами - Андриян Николаев подтвердил, что Юра в его присутствии заполнял
бортовой журнал красными чернилами). Около восьми утра генерал Кутахов и я почти
одновременно заметили на высоте 10-12 метров на одной из берез кусок какой-то
материи. Он оказался частью куртки Гагарина. В грудном кармане куртки мы нашли
талон на завтрак на имя Юрия Алексеевича Гагарина. Сомнений больше не было: Гагарин
погиб. Мы с Кутаховым вылетели на вертолетах с места происшествия, чтобы доложить
правительству печальную весть. В 8:30 Главком связался с командиром моего вертолета и
попросил меня сказать одно только слово: "Один или два?" Я ответил: "Двое". Через
двадцать минут по телефону с аэродрома я доложил Вершинину подробности
доказательств гибели Гагарина. Главком сообщил, что он посылает генерала Мороза и
Терешкову в больницу к Валентине Ивановне Гагариной (она лежала там уже более
месяца), чтобы оповестить ее о постигшем нас горе. Он также просил, чтобы я, Попович,
Быковский и Беляев с той же печальной миссией поехали вместе с ним к жене
полковника Серегина.
Когда около 10:30 Главком и я с космонавтами подъехали к домику Серегина в
Лосиноостровской, то заметили на улице нескольких плачущих женщин. Мы поняли, что
радио уже упредило нас. Горе жены и дочери Серегина нельзя было смягчить никакими
словами, и все мы вместе с ними скорбели о тяжелой утрате.
В 21:15 состоялась кремация останков Юрия Гагарина и Владимира Серегина. На
кремации присутствовали родственники погибших, все космонавты, Устинов, Вершинин,
Мороз, я и другие генералы и офицеры.
Урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в Краснознаменном зале ЦДСА.
Доступ к урнам был открыт 29 марта с 9:00. В этот день с прахом погибших попрощались
около 40 тысяч человек. В почетном карауле стояли руководители партии и
правительства, летчики, космонавты, рабочие и колхозники, ученые и артисты, маршалы
и солдаты. Москва, Родина, вся планета прощалась с тем, кто первым из людей проложил
для человечества дорогу в космос...
Утром 29 марта в ЦДСА Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие руководители
беседовали с космонавтами, главный вопрос беседы: нужно ли им летать на самолетах,
нужно ли было летать Гагарину? Все космонавты в один голос заявили, что они не мыслят
себя без полетов, что космонавт - это летная профессия. Брежнев и Косыгин
согласились с их мнением. Леонид Ильич сказал: "Космонавт не может не летать, но
сколько летать, с какой целью и на каких самолетах - в этом должны разобраться, в
первую очередь, сами космонавты и специалисты. Мы поддержим ваше мнение, товарищи
космонавты".
Мне, Быковскому, Леонову и Поповичу было поручено вечером выступить по
телевидению, рассказать о гибели Гагарина и Серегина и поделиться воспоминаниями о
встречах с ними. Такую встречу с телезрителями мы провели. Для меня и космонавтов это
было самое тяжелое выступление. В этом выступлении нужно было ответить на главный
вопрос, который задавали многие: "Нужно ли было Гагарину летать, мог ли он не
летать?" Я ответил так: "Гагарин не мог не летать, для него жить - означало летать.
Вопрос о том, нужно ли летать космонавту, звучит неестественно. Это все равно, что
спросить: нужно ли пловцу плавать, а моряку выходить в море? Не каждый летчик может
быть космонавтом, но космонавт не может не летать".
Космонавты и их жены по восемь-десять раз стояли в почетном карауле. В комнате
космонавтов родственники Гагарина и Серегина, их друзья вспоминали о погибших,
говорили о великом горе миллионов людей. Бесконечные телеграммы, письма,
телефонные звонки - тысячи людей спешили выразить соболезнования родственникам и
друзьям погибших. Был большой поток соболезнований из-за границы.
Поздно вечером с места происшествия сообщили: "Из ямы удалось извлечь двигатель
самолета, основную часть передней кабины и много деталей". Установлено, что при
падении и ударе самолета о землю все его основные части (фюзеляж, двигатель, крылья,
хвостовое оперение, подвесные баки, органы управления) были целыми. Обнаружен
бумажник Гагарина, в нем удостоверение личности, права шофера, 74 рубля и фотография
С. П. Королева. Найдены самолетные часы, наручные часы Гагарина и Серегина. Часы
полностью разбиты, и по ним пока невозможно установить время удара самолета о
землю, но специалисты все же надеются, что смогут его определить. От установления
времени удара зависит очень многое. У нас есть данные проводки самолета локаторами
до 10 часов 43 минут. Подтвердится ли это время?
Предполагалось, что доступ к урнам будет прекращен в 21 час. Но сделать это оказалось
невозможно, поток прощающихся не прекращался до полуночи. В 21:30 Валя Терешкова с
большим трудом уговорила Валентину Ивановну поехать отдохнуть. Вместе с Гагариной я
отпустил всех космонавтов - завтра предстоял не менее тяжелый день. Сам я уехал из
ЦДСА около одиннадцати вечера. В это время очередь прощающихся терялась где-то за
Самотечной площадью.
x