Antas: |
Я шел на казнь, в рассветном смутном свете, скрывались очертания стены, Как в плохо прорисованном портрете, глаза живые, но едва видны, Я шел на казнь, вдыхая... еще можно, пьянящий воздух звонкой тишины. И мир затих... лишь ветер осторожно поскуливал предвестником беды. Они смотрели честно и открыто, не пряча взор, не закрывая глаз, Лишь горькая тяжелая обида, туманом расползалась в этот час. Они дарили радость и надежду, дарили слезы, ласковый покой, И ненависть - пропитан был ей прежде, любовь - что подарил не той. Разлуку, страх, тревогу, ожиданье, волненье встреч и горькое - "Прощай..." Минутной славы сладкое признанье, наивность просьб - "Ты мне пообещай..." Я дал отмашку... выстрел... и без боли, без сожаленья - крепкая рука... Я шел на казнь, чтоб стать сильнее воли. Я шел на казнь - расстреливать себя. |
цитата: |
Птиц не слышно - ночами они не галдят, |
Папа Вова: | ||
Птиц не слышно - ночами не гадят они, |
Antas: |
Raleks Так тут типа свое, не? |
Raleks: | ||
Ну в общем, да. Чтобы писать подобные стихи надо чтобы глубоко задело. |
Den55: |
Озера кругом сильно схвачены льдом, Север давно уже в сон погружен, Ну а я хочу снова лета, Больше тепла и больше света. |
Den55: |
wwb Raleks напишите сами хотя бы 1!!! стих, а потом говорите! тот стих был один из первых, и ессесно комом. |
Антонио: |
Чегой-то напомнило))) На диване я, как древний грек на травке, Разбавляю, как Сократ, водой портвейн, Генри Миллера читаю, Джойса, Кафку, И снобизм свой занюханный лелею. Денег нет, в стране – бардак, в воде – холера, На душе – ненужные сомненья. Лишь портвейн да музыка Малера Успокаивают мне пищеваренье. Богу, братцы, – Богово, ну а снобу – снобово! Вот сосед – прикинулся банкиром, Пьёт «Клико», к валютным ездит дамам. Правда, Сартра путает с сортиром, А ван Гога путает с ван Даммом. И ничуть ему от этого не грустно, Взял цыган, и на извозчике – к актрисам... Он не сноб, он просто счастлив безыскусно, Как ребёнок тихо счастлив, что пописал. Засветло встанем, тянем-потянем, Дедка, бабка, внучка, Жучка, котофей – Вытянуть не можем. Размышляя об эстетике Матисса, Погружаюсь в свой экзистенциализм, Я бы тоже, может, дернул по актрисам, Да мешают только бедность и снобизм. Мой снобизм – он как лучик путеводный, Помогает воспринять судьбу, как должно. Мол, художник – он обязан быть голодным, Он худой, но гордый, он – художник! Вот другой сосед, – тот люмпен неприличный, Бедный Йорик, жертва пьяного зачатья. Для него Бодлер с борделем идентичны, Ну а Рэмбо и Рембо – родные братья. Да пускай шумит, не зря же он напился! Пусть ругает президента Лишь бы он в подъезде не мочился, Да не лез бы к управленью государством! Горлица вьётся, песнь раздаётся: «А не лепо ли бяше нам, братья...». Да ни фига не лепо! Нувориши тихо хавают омаров, Маргиналы хлещут горькую заразу: «Мы, конечно, круче Занзибара!» Государственный снобизм сродни маразму. Ой вы, гой еси, бояре с государем! Гой еси вы, вместе с вашим аппаратом! Доиграетесь – глядишь, приедет барин, Он рассудит – кто был большим демократом. Давеча прочел в одной я книге, Там сказал кому-то раб перед таверной: «Мы, оглядываясь, видим только фиги!» Я вперед смотрю – там тоже фиги. Скверно. Пушкин умер, на жнивье – туман да иней, Из деревни слышно рэповую песню, Над седой усталою страны равниной Гордо реет непонятный буревестник. Засветло встанем, Песню затянем: «Тирли-тирли я гуляла молода, Пока не помёрла...» |