Письмо подруги. Из Германии. Вернее, отрывок. Пунктуация, орфография и остальные нехитрые обороты автора сохранены без изменения. Далее от лица автора.
Иду, значит, шоппингую, смотрю: на обочине ёжик лежит. Не клубочком, а навзничь, лапками кверху. И мордочка вся в кровище: машиной, наверное, сбило. Тут в пригородах кого только не давят! Ежи, лисы, змеи… иногда даже косули попадаются. Мне чего-то жалко его стало: завернула в газету, принесла домой. Звоню Гельмуту, спрашиваю, что делать? Он мне: отнеси в больницу, там ветеринарное отделение есть. Ладно, несу.
Зашла в кабинет. Встречает какой-то Айболит перекачанный: за два метра ростом, из халата две простыни сшить можно. «Вас ист лось? - спрашивает. Вот уж, думаю, точно: лось. И прикинь: забыла, как по-немецки «еж». Потом уже в словаре посмотрела. Ну, сую ему бедолагу: мол, такое шайсе приключилось, кранкен животина, лечи, давай. Назвался лосем - люби ёжиков…
Так он по жизни Айболит оказался: рожа перекосилась, чуть не плачет. «Бедауэрнсверт, - причитает, - тир!». Бедняжка, стало быть. Тампонами протёр, чуть ли не облизал и укол засандалил. Блин, думаю, мало ёжику своих иголок. И понёс в операционную. Подождите, говорит, около часа.
Ну, уходить как-то стремно - жду. Часа через полтора выползает этот лось. Табло скорбное, как будто у меня тут родственник загибается. И вещает: мол, как хорошо, что вы вовремя принесли бедное существо. Травма-де, очень тяжёлая: жить будет, но инвалидом останется. Сейчас, либе фройляйн, его забирать и даже навещать нельзя: ломняк после наркоза.
Я от такой заботы тихо охреневаю. А тут начинается полный ам энде. Айболит продолжает: «Пару дней пациенту (nota bene: ёжику!) придётся полежать в отделении реанимации (для ёжиков, н/// х!!!), а потом сможете его забирать».
У меня, наверное, на лице было написано: «На хрена мне дома ёжик-инвалид?!».
Он спохватывается: «Но, может быть, это для вас обременительно и чересчур ответственно ( е-мое!!!). Тогда вы можете оформить животное в приют (б///я!!!). Если же все-таки вы решите приютить его, понадобятся некоторые формальности…»
Понимаю, что ржать нельзя: немец грустный, как на похоронах фюрера. Гашу лыбу и спрашиваю: «Какие формальности?». «Договор об опеке (над ёжиком, е///т!!!), - отвечает, а также характеристику из магистрата». Я уже еле сдерживаюсь, чтобы не закатиться. «Характеристику на животное?», - спрашиваю. Этот зоофил на полном серьёзе отвечает: «Нет, характеристика в отношении вашей семьи, фройляйн. В документе должны содержаться сведения о том, не обвинялись ли вы или члены вашей семье в насилии над животными (изо всех сил гоню из головы образ Гельмута, грубо сожительствующего с ёжиком!!!). Кроме того, магистрат должен подтвердить, имеете ли вы материальные и жилищные условия достаточные для опеки над животным (не слишком ли мы бедны для ёжика, с///ка!!!)». У меня, блин, ещё сил хватило сказать: мол, я посоветуюсь с близкими, прежде чем пойти на такой ответственный шаг, как усыновление ёжика. И спрашиваю: сколько я должна за операцию?
Ответ меня додавил. «О, нет, -говорит, - вы ничего не должны. У нас действует федеральная программа по спасению животных, пострадавших от людей». И дальше - зацени: «Наоборот, вы получите премию в сумме ста евро за своевременное обращение к нам. Вам отправят деньги почтовым переводом (…восемь, девять - аут!!!). Мы благодарны за вашу доброту. Данке шен, гутхерциг фройляйн, ауфвидерзейн!»
В общем, домой шла в полном угаре, смеяться уже сил не было. А потом чего-то грустно стало: вспомнила нашу больничку, когда тётка лежала после инфаркта.
Как куски таскала три раза в день, белье, посуду; умоляла, чтобы осмотрели и хоть зелёнкой помазали. В итоге родилась такая максима: «Лучше быть ёжиком в Германии, чем человеком - в России» (с)
x