Проект Энштейн

Владимир БОЯРИНЦЕВ

ПРОЕКТ «ЭЙНШТЕЙН»

Более ста лет назад, в июле 1905 года в журнале «Анналы физики» вышла статья, в которой излагалась теория относительности, решавшая проблему электродинамики движущихся тел. Автор — рядовой служащий патентного бюро Альберт Эйнштейн.

И вот в течение всего столетия не стихают споры о подлинном авторстве Эйнштейна при создании гипотезы, которая стараниями национально определенных средств массовой информации превратила молодого неспециалиста в гения всех времен и народов, в создателя «бессмертной» и «неопровержимой» теории относительности.
Но восемью годами ранее произошло событие, которое наложило отпечаток на все следующее столетие: состоялся первый сионистский конгресс.

На заданный самому себе вопрос: «Почему именно я создал теорию относительности?» Эйнштейн ответил в национально-ироничном духе: «Нормальный взрослый человек вообще не задумывается над проблемой пространства и времени. По его мнению, он уже думал об этой проблеме в детстве. Я же развивался интеллектуально так медленно, что пространство и время занимали мои мысли, когда я стал уже взрослым. Естественно, я мог глубже проникать в проблему, чем ребенок с нормальными наклонностями».

В 1931 году в сборнике «100 авторов против Эйнштейна» Дж.Кремер писал: «Я не знаю, был ли вообще в истории науки случай подобного массового внушения и заблуждения известных ученых в столь невероятном масштабе. Кажется немыслимым, чтобы математики, физики, философы и просто разумные люди могли бы на мгновение позволить внушить себе нечто подобное».

Чтобы понять, почему такое случилось, надо рассмотреть не только научную, но и общественно-политическую обстановку того времени.
Итак, в 1897 году состоялся первый сионистский конгресс. Движению, вышедшему из подполья, нужно было знамя. В свое время роль знамени подчеркивал известный финский писатель М.Ларни, который считал, что знаменем может быть и женская юбка; и чем выше это знамя, тем больше народу под ним собирается.

Здесь же надо было создать образ — образ главного гения всех времен и народов, образ, чей авторитет был бы на уровне Моисея, который вывел еврейский народ из Египта, на уровне Авраама — родоначальника евреев (кстати, основоположник легального сионизма Теодор Герцль в «еврейской сотне» занимает даже не призовое, а только восьмое место).

И такой человек был найден. Все остальное было внедрением информационных технологий, делом больших денег и широкомасштабной техники массовых информаций.
Как писала газета «Дуэль» (1998, №30), «Имя его превозносилось массами, зачастую не имевшими никакого представления о физике, и в особенности, конечно, евреями. Эта национальная подоплека хорошо чувствовалась, вызывала законное отторжение…»

О нем самом, его жизни, деятельности, общественно-политических взглядах, написаны сотни капитальных трудов, но только в немногих из них дается более или менее объективная оценка этого человека, рассказывается о его поступках, приводятся его высказывания, нарушающие установившиеся представления о нем как об «общечеловеке», ученом, любящем отце и муже. И все-таки сквозь наслоения разного рода выдумок можно увидеть истинный портрет человека, беззастенчиво присвоившего чужие труды, абсолютно неблагодарного, сломавшего судьбы родных и близких.
Мысль о существовании удивительного, гениального ученого, почти пророка, была настолько вбита в головы людей, а образ Эйнштейна так широко использовался и продолжает мелькать в прессе и на телевизионных экранах, в рекламе пива, криминальных телевизионных сериалах, что любая попытка по достоинству оценить деятельность крупнейшего афериста от науки вызывает раздражение не только у обывателя.

В случае с обывателем — все понятно и объяснимо. Но другое дело — научная, физическая общественность. Она далеко не однородна. «В физике образовалось новое течение: релятивисты — ярые сторонники теории относительности Эйнштейна. Завязалась борьба сторонников и противников (антирелятивистов) злополучной теории, которая продолжается до сих пор» (Н.Е.Кузина, А.С.Чирва «Теория Эйнштейна как вирусная программа». «Русский Вестник», 06.12.2007).
При этом релятивистов ничуть не беспокоят обоснованные доказательства, показывающие физическую несостоятельность основных допущений теории относительности (в первую очередь, допущение о невозможности в движении превысить скорость света, а также произвольное неприятие положения о существовании мирового эфира — «физического вакуума» в специальной теории относительности и допущение его существования в общей теории относительности).
О значении теорий Эйнштейна для мировой науки и жизни человечества свидетельствует небольшая заметка «Курьез», опубликованная во французском журнале «La Recherche» (2006, №394):

«Исаак Ньютон победил в споре с Альбертом Эйнштейном в результате опроса, который провело Британское королевское научное общество, задав вопросы: кто внес больший вклад в науку и сделал больше для человечества — английский физик XVII века или немецкий физик?
Исаак Ньютон, как показал опрос, оказал большее влияние на науку и человечество, чем Альберт Эйнштейн, — свидетельствуют результаты опросов, выполненных Королевским научным обществом и объявленных 23 ноября 2005 года.

Эти опросы сделаны в рамках дебатов «Эйнштейн против Ньютона» в популярной лекции, прочитанной в Королевском обществе в Лондоне по случаю празднования года Эйнштейна.
Участников опроса, как не имеющих отношения к науке, так и ученых, просили ответить: кто, по их мнению, внес больший вклад в науку, Эйнштейн или Ньютон, и кто оказал большее влияние на человечество.
В общей сложности в голосовании приняли участие 1363 человека, присутствовавших на лекции, и 345 ученых — членов Королевского общества, которые отвечали на вопросы по электронной почте.
На первый вопрос: кто сделал больший вклад в науку? — ответ был таким:
присутствовавшие: Ньютон — 61,8%; Эйнштейн — 38,2%;
ученые: Ньютон — 86,2%; Эйнштейн — 13,8%;
На второй вопрос: кто оказал большее влияние на человечество? — ответ был таким:
присутствовавшие: Ньютон — 50,1%; Эйнштейн — 49,9%;
ученые: Ньютон — 60,9%; Эйнштейн — 39,1%.
В этой связи возникает вопрос, почему 2005-й год был назван «годом Эйнштейна»?»

В одной еврейской семье в Германии родился мальчик. Был он хилым и слабым, развивался очень медленно — только в семь лет начал произносить короткие фразы. Но ребенка надо было учить, поэтому, как водится, наняли ему скрипичных преподавателей, но они не смогли воодушевить ребенка. Правда, когда ребенок вырос, он играл на скрипке в составе квинтета, в который еще входили юрист, математик, переплетчик и тюремный надзиратель.
Ребенок рос, после начальной школы поступил в гимназию, где до него долетели первые брызги антисемитизма. Не то чтобы это касалось лично его, но он уже тогда проникся ненавистью к национализму и стал убежденным интернационалистом.

Закончить гимназию ему не удалось — учителя не понимали глубины его ответов из-за чрезвычайно замедленной речи и, хотя юноша запасся «бумажкой из нервного диспансера», был издан приказ о его отчислении (за год до окончания).
Но юноша был упорным и закончил другую гимназию и со второго захода поступил в престижный институт. Уже в те времена распространенным было мнение: если еврей и нееврей получили на вступительных экзаменах одинаковые оценки и оба не были приняты, то нееврей не поступил по причине собственной дурости, а еврей из-за антисемитизма.

В институте математику преподавали специалисты мирового класса. Но математика не интересовала юношу, преподаватели не видели его на лекциях, а экзамены, по его собственным словам, он сдавал с помощью своего приятеля Гроссмана, однако студенческие занятия выработали у него некую живость ума, хватку и умение осваивать чужие результаты, особенно в тех случаях, когда всю трудоемкую и черновую работу за него могли сделать другие.
После получения диплома его при институте не оставили, так как защитил он его на три с плюсом, хотя все его друзья остались при институте. Он пытался преподавать физику, но почему-то никто не хотел у него учиться, и два года прошли в поисках случайных заработков.
Соплеменники помогли юноше устроиться в патентное бюро, где при желании и должной сноровке можно было правильно определиться в выборе направления для научной деятельности.

Работа в патентом бюро, как в то время, так и позднее давала возможность быть в курсе всех новейших разработок в науке и технике и, следовательно, при желании посмотреть, что и где плохо лежит.
Молодого патентоведа заинтересовала гипотеза, предложенная двумя известными учеными (Х.Лоренцем и А.Пуанкаре)и объясняющая возникшие в физике противоречия. Эта новая гипотеза была им опубликована без ссылок на предыдущие работы ученых.
Опубликованная статья Эйнштейна не вызвала протестов у французских ученых, которые посчитали претензии молодого автора просто несостоятельными. А зря!

После этого начинается «раскрутка» молодого автора в мировом масштабе, а как это практически делается, простые «россияне» могут видеть на примере «раскрутки звезд» шоу-бизнеса. Как говорил один из специалистов: дайте мне сто пятьдесят тысяч долларов, и я из кривого и хромого сделаю телезвезду!
Но пока продолжалось формирование образа ученого мирового уровня, молодой человек еще несколько лет продолжал работать в патентном бюро.
Интересная деталь — не сохранилось никаких записей и черновиков его первых работ.
Наконец, настал момент, когда уже можно было «порадеть родному человечку», устроить его на профессорскую должность.
Выборы на эту должность в двух разных университетах проводились по единой схеме: фавориты-конкуренты отказывались от конкурса, оставляя должности молодому ученому.

Время шло, выходили новые его статьи с разными соавторами. В этом плане система работала четко: когда у молодого гения возникали математические трудности, он немедленно получал помощь от ученых евреев, фамилии которых (как соавторов) в повторных публикациях из текста изымались.

Наконец, международный сионистский комитет посчитал возможным представить молодого гения на соискание Нобелевской премии. Нобелевский комитет не мог дать премию за развитие гипотезы Лоренца—Пуанкаре, поэтому присудил ее ему за описание физического закона фотоэлектрического эффекта, разработанного русским ученым А.Г. Столетовым. В преодолении математических трудностей ему оказала помощь жена-сербка, окончившая тот же институт: будущий гений пообещал ей отдать денежную часть Нобелевской премии. И действительно, денежная часть премии была использована им как средство давления на жену для получения согласия на развод.
Естественно, имелись критики и противники развиваемых гением теорий; так, один из них писал, что они представляют собой пример опасного влияния еврейских кругов на изучение природы, так как используют математическую болтовню, составленную из старых сведений и произвольных добавок. Но тогда уже усиленно насаждалось мнение, что все нападки на теории гения были частью большого заговора против демократии и прогресса. С противниками поступали круто: одного из них посчитали необходимым обследовать психиатрически, а на другого впоследствии пытались представить материалы в гестапо по причине его возможного еврейского происхождения.

Сам же гений всю жизнь оставался противником национализма и истинным интернационалистом. Известен факт — когда к нему за помощью обратился польский еврей с просьбой устроить его на работу в университет для преподавания физики, гений ответил, что в системе Академии это трудно сделать (все они антисемиты!) и порекомендовал его другому ученому, даже не спросив, имеет ли этот польский еврей хоть какое-нибудь представление о физике. Чем не пример интернационализма? Потом он писал, что стал принимать активное участие в международном сионистском движении после 1-й Мировой войны.

В двадцатых годах закончилось формирование образа гения всех времен и народов, и он с новой женой-еврейкой (троюродной сестрой по отцу и двоюродной по матери) в начале тридцатых годов перебрался в Америку, где евреями-миллиардерами был создан специальный институт, что позволило гению до конца дней своих заниматься поисками философского камня — фальсификацией единой теории, описывающей все физические процессы.
Фотография гения всех времен и народов с высунутым языком обошла все печатные издания мира. Гений был прав, показав «своими» теориями длинный язык всему ученому и неученому человечеству.
Создается впечатление, что на старости лет у Эйнштейна стала пробуждаться совесть, в 1948 году он писал: «Пусть никто не думает, что великое создание Ньютона может быть ниспровергнуто теорией относительности или какой-нибудь другой теорией. Ясные и широкие идеи Ньютона навечно сохранят свое значение фундамента, на котором построены наши современные представления».
И не себя ли он имел в виду, когда писал: «Нет ни одной идеи, в которой я был бы уверен, что она выдержит испытание временем».

Своей внезапной славой Эйнштейн обязан средствам массовой информации, как известно, в своем подавляющем числе принадлежащим еврейскому капиталу. Заголовки английских и американских газет выглядели так: «Революция в науке», «Новая теория строения вселенной», «Ниспровержение механики Ньютона», «Лучи изогнуты, физики в смятении. Теория Эйнштейна торжествует».
Научные экспедиции, базировавшиеся в Собрале, деревне на севере Бразилии, и на острове Принчипе в Гвинейском заливе, зафиксировали искривление звездных лучей вблизи Солнца — факт, якобы предсказанный общей теорией относительности. Когда об этом доложили в Королевском обществе в Лондоне, сообщение произвело фурор. Президент Королевского общества объявил теорию относительности высочайшим достижением человеческой мысли.
Средства массовой информации создали из Эйнштейна образ мудреца и оракула, и теперь его внимания домогался весь мир. Сам Эйнштейн в конце 1919 года писал: «От меня хотят статей, заявлений, фотографий и пр. Все это напоминает сказку о новом платье короля и отдает безумием, но безобидным». Здесь Эйнштейн ошибался: это безумие оказалось занятием не только не безобидным, но и весьма прибыльным.
В его честь называли сигары, младенцев, телескопы и башни, непрерывным потоком шли письма… Кто только не писал Эйнштейну: доброжелатели, религиозные психопаты, шарлатаны, просившие денег, общественные организации и движения, искавшие его поддержки, школьники…

Но такая навязчивая реклама, как мы это видим в наше время на основе телевизионной рекламы, вызывала и отрицательное впечатление о рекламируемом гении. В 1922-м Эйнштейну даже пришлось отказаться от заранее намеченного доклада, после чего он писал Планку: «Я принадлежу к той группе лиц, на которую в народе планируются покушения… Вся сложность моего положения в том, что мое имя слишком часто появляется в газетах, а это настраивает чернь против меня. Тут не поможет ничего, кроме терпения и — отъезда…» (выделено мной. — В.Б.).

В этом коротком тексте содержится несколько интересных моментов:
а) налицо мания величия — опасность быть закиданным гнилыми помидорами или тухлыми яйцами возводится в ранг покушения на жизнь:
б) для человеколюба Эйнштейна народ является чернью:
в) он понимает, что для ученого, чьи претензии на авторство сомнительны, главное — вовремя смыться.

В 1923 году из Цюрихского университета ушел великий физик Х.Лоренц, и факультет, находившийся в городке Лейден, остался без руководителя. Эйнштейн стал нобелевским лауреатом в 1922 году. Казалось бы, более достойного претендента на занятие освободившейся должности не было, но Эйнштейн отказался принять это предложение. И здесь речь может идти не столько об угрызении совести, сколько о сознании Эйнштейном той роли, которую он сыграл в отношении научных достижений Лоренца.

Когда в год 70-летия Эйнштейна вышла его книга «Сущность теории относительности» (первое издание в 1949 году), то «Нью-Йорк таймс» написала: «Новая теория Эйнштейна дает ключ к тайнам Вселенной». Выдающийся английский физик, открывший электрон, создатель одной из первых моделей строения атома Д.Д. Томсон в своих воспоминаниях писал, что теория относительности возбудила интерес к ней и ученых, и широкой публики. Лекции по этой теории собирали огромные аудитории, книги мгновенно раскупались. В среде аристократов и религиозных деятелей стало модным поговорить о теории относительности. Считалось, что эта теория имеет прямое отношение к религии, поскольку в ней было много таинственного. Сам же Томсон говорил, что она «ничего общего с религией не имеет» и является не такой фундаментальной, как уравнения Максвелла, из которых можно получить все те конкретные результаты, лишь заявленные в «теории» Эйнштейна. Хотя в физике существуют определенные правила, которые не позволяют принять на веру те математические разработки и формулы, которые не подтверждены опытным путем, или те явления, которые противоречат физике. Но в случае с Эйнштейном нарушались все традиции.

Однажды сын спросил Эйнштейна, почему он присутствует не на научном конгрессе, а на сионистском. Ответ был таков: «Потому, что я еврейский святой».

Сионистские убеждения «святого» возникли не на пустом месте. Эйнштейн с ранних лет прекрасно знал, судьбу какого народа он разделяет. Когда в 1901 году еще молодым человеком он думал о преподавательской работе, то писал, что, по его убеждению, «антисемитизм, распространенный в немецкоязычных странах, окажется для него одним из основных препятствий».
В детстве Эйнштейн так проникся религией, что отказывался есть свинину, а в одиннадцать лет слагал гимны Господу и пел их на улице. В письме 1920 года он пишет, что школа была достаточно либеральной, и, как еврей, он не подвергался никакой дискриминации со стороны учителей. Потом он скажет, что до конца осознал свою принадлежность к евреям только после Первой мировой войны, когда его «вовлекли» в сионистское движение.

Тогда его «вовлекли» в движение, то есть, сделав известным, стремились эту известность максимально использовать. Но вся предыдущая его деятельность характеризовалась неизменной сионистской поддержкой всех его действий и направлением ему своевременных рекомендаций.

Национализм Эйнштейн ненавидел тогда, когда речь шла о нееврейском национализме. Но вот что он писал о еврейском национализме: «Именно национализм ставит целью не власть, но благородство и цельность; если б мы не жили среди нетерпимого, узколобого и дикого люда, я был бы первым, кто отверг бы принцип национализма во имя идеи о едином человечестве».

В словах Эйнштейна четко просматривается «двойной стандарт», двойственный подход к одному и тому же явлению, характерный для иудаизма, или, другими словами: что позволено еврею, то недопустимо для гоя.

Мнение противников Эйнштейна, которого в лучшем случае можно считать только популяризатором теории относительности, узнать совсем не просто, так как научные статьи подобного плана не публикуются в широко известных научных изданиях. Попытки же издать научно-публицистические работы наталкиваются не только на цензурные рогатки, но на цензуру кланово-финансовую. Однако в наше время достоянием научной общественности все же становятся взгляды на проблему Эйнштейна известных русских и советских ученых.
Профессор А.К. Тимирязев, сын знаменитого русского ученого К.А. Тимирязева, будучи незаурядным популяризатором научных знаний, подробно излагал основные положения теории относительности Эйнштейна с обширными цитатами из него.

В одной из своих работ А.К. Тимирязев писал в 1924 году: «Мы уже много раз указывали на то, как мало у нас способов подойти к опытной физической проверке результатов этой теории, и насколько сомнительны достигнутые в этом направлении результаты. Никто не будет, конечно, возражать против гипотез, против «умозрений», отправляющихся от фактов и порой далеко забегающих вперед и побуждающих нас идти на поиск новых фактов.
Но ценным является только такое «умозрение», которое, в конечном счете, может быть проверено на фактах. Выводы же теории относительности тщательным образом от такой проверки забронированы. Эйнштейн поставил себе задачу построить мир таким, каким ему хочется, и он достиг шумного успеха только потому, что его гипотезы — с физической точки зрения необоснованные — не могут быть при современном состоянии науки проверены.

Пусть все эти гипотезы укладываются математически в очень стройную систему. Математик говорит — у Эйнштейна только одна идея: все системы координат равноправны, и больше ничего. Но физически сколько в этом гипотез! В специальном принципе — требование постоянства скорости света представляется недоказанной гипотезой.
Далее: требование изменения размеров движущихся тел и изменения хода часов при теперешней технике не может быть доказано. Допущение, что под действие силы тяжести пространство становится неевклидовым и притом в различной степени — в зависимости от величины действующих масс — опять ничем не доказанная гипотеза.
Наконец, требование, чтобы центробежная сила получалась при вращении Вселенной вокруг Земли, не доказано, и, наконец, не доказано, что при этом Земля — ничтожнейшая песчинка по сравнению с миром бешено летящих вокруг нее звезд — должна создать гигантское поле тяготения; физически, все это гипотезы, гипотезы и гипотезы, которых никто и никогда не проверял…»
А.К. Тимирязев отмечал: «В современной теоретической физике получилась неприятность, вдруг пропала грань, отделяющая систему Коперника от системы Птолемея!» Однако подобное убийственное замечание сторонники Эйнштейна называют просто «расхожим примером».
А.К. Тимирязев приветствовал и пропагандировал результаты новых интерференционных экспериментов, подтверждающих влияние движения Земли на скорость света и тем опровергающих основное допущение теории относительности.

Речь шла об опытах Д.Миллера в 1921—1925 годах. Тимирязев отмечал принципиальную важность результатов Миллера: «Вся специальная теория относительности перестала существовать, так как она построена на преобразованиях Лоренца—Эйнштейна, эти преобразования опирались на принцип постоянства скорости света, а этот принцип теперь опровергнут 9000 тщательнейших измерений!»

С опровержением теории относительности А.К.Тимирязев выступил на V съезде русских физиков в Москве (декабрь 1926 года). Однако реакция съезда на этот доклад была отрицательной, о чем специально позаботился А.Ф. Иоффе.
Но подобной отрицательной оценкой доклада дело не ограничилось: Гамов направил письмо-донос И.В. Сталину с просьбой разобраться с А.К. Тимирязевым и Б.М. Гессеном, а через год после этого уехал на Сольвеевский конгресс вместе с женой и оттуда на родину не вернулся.

Академик Иоффе также писал в своем доносе, что группа А.К. Тимирязева стремится превратить МГУ в центр реакционной физики[/b]: «Ведь зачеркнув теоретическую физику Фока, Френкеля, Тамма, Мандельштама, Ландау и их учеников, мы вычеркнем без остатка всю советскую теоретическую физику…»

Интересен взгляд на теорию относительности К.Э. Циолковского. В заметке под названием «Библия и научные тенденции Запада» в 1935 году Циолковский писал: «Эйнштейн в своей теории относительности (релятивности) приходит, между прочим, к следующим выводам. Вселенная имеет ограниченные размеры — примерно 200 миллионов световых лет. Теперь это опровергнуто уже фактически астрономией. Размеры Вселенной, по мере развития науки, все более и более расширялись и в настоящее время перешли эйнштейновские пределы. Указание на пределы Вселенной так же странно, как если бы кто доказал, что она имеет в поперечнике один миллиметр. Сущность одна и та же… Мы не знаем ограниченности во времени. И сам Эйнштейн признает его неограниченность в прошедшем и будущим. Но раз время беспредельно, то как же может быть ограничено пространство!»
Циолковский не мог пройти мимо проблемы одновременности в теории относительности: «Особому рассмотрению должно быть подвергнуто представление о «мгновенности» времени… Что такое мгновенность? Мгновенная передача импульсов от одного конца стержня к другому. Говорят, что такой мгновенный процесс совершается вне времени, но только в пространстве. Но опять-таки это неверно, ибо мгновенность может быть одной тысячной, одной миллионной или одной миллиардной и так далее секунды. Значит, никакой мгновенности не существует, и физики не должны пользоваться этим ложным термином. Мгновенность, как и одновременность, в покоящихся и движущихся системах суть проявление нашего крайнего невежества! Серьезно говорить о мгновенности просто нельзя, ибо она только удобная форма, принятая для «объяснений» событий.
Особенно странной мне кажется «мгновенность», которой оперирует Эйнштейн в своей теории относительности. Конечно, никакой мгновенности в природе не существует, и то, что он относит за счет понятия «вне времени», происходит в ничтожные доли секунды, как искусственной единицы, и за счет пространства, как он справедливо полагает. Если время как явление природы существует, то ничто не может быть вне времени, ибо это — бессмыслица. Если время не существует, тогда из него нельзя создавать обязательный фактор движения системы и украшать земными часами все космические стержни, а Минковскому из абстрактного понятия времени делать четвертую координату, которую приставляют к трехмерному пространству. Надо согласиться, что это удобная конструкция, особенно для электродинамики, но [b]насколько она реальна — это еще никем не доказано!» (выделено мной.  В.Б.).
Циолковский чрезвычайно здраво оценивал роль теории относительности: «Чисто математические упражнения, может быть, и любопытные, как забавнейшая игра человеческого ума, представляют в действительности бессмыслицу, которой отличаются многие современные теории, начало которым было положено примерно в середине прошлого века. Успешно развиваясь и не встречая должного отпора, бессмысленные теории одержали временную победу, которую они, однако, празднуют с необычайно пышной торжественностью! Будучи в целом безумными, эти теории кое-что помогли объяснить. Но они зарвались и достигли своего апогея… Они не приводят к реальному познанию природы, а, наоборот, уводят человека в мир парадоксов, где уже никто (даже и сами авторы этих теорий) разобраться не может. Я не верю им, когда они говорят, что все выводы теории относительности им понятны. Я ведь тоже интересовался общей и специальной теорией относительности и делю их на две части: доступную уму человека и непостижимую уму…»

Израильский публицист Исраэль Шамир так характеризует особенности ведения споров защитниками релятивистской теории относительности: «Прежде всего рациональный аргумент оппонента перевернут и искажен, затем увязан с морально неприемлемой позицией, и на заключительном этапе оппонент уничтожается. Это один из секретов еврейского преимущества: евреи ведут спор как одержимые. С пылом, страстью и яростью, совсем не так, как учил Сократ. Человек вменяемый ограничивается цитированием своего оппонента и критикой его аргументов, одержимый норовит вцепиться зубами в горло».
В борьбе с противниками теории относительности в варианте Эйнштейна применяются самые разнообразные методы, которые меняются в зависимости от времени и обстоятельств и могут быть классифицированы так:
а) прямой подлог и использование чужих научных результатов (последнее — на протяжении всей жизни главного гения всех времен и народов);
б) очернение людей, критикующих теорию относительности в варианте Эйнштейна;
в) политическое давление — обвинение в антисемитизме, фашизме, черносотенстве, написание разного рода политических доносов;
г) подтасовка научных данных, якобы подтверждающих общую теорию относительности;
д) «организационные меры», запрещающие критиковать теорию относительности;
е) использование любых бранных и оскорбительных слов в адрес «злопыхателей».

Вот характерный пример — ответ академика РАН Е.Б. Александрова на статью критика релятивизма Н.Булавина: «Я просмотрел (с трудом) газетную публикацию об Эйнштейне, и могу сказать, что это не более чем подборка завистливых сплетен с антисемитской подоплекой…»; «Не приходится удивляться ссылкам «просветителя» Булавина на В.В. Кожинова, автора журнала «Наш современник»: это издание отмечено черносотенностью…» Может ли настоящий, уважаемый и уважающий себя ученый вести дискуссии в таком стиле?

Вспомним, что в зародыше информационно-технологической кампании «Эйнштейн» лежал подлог и использование чужих научных результатов: есть свидетельства, что «основополагающая работа» по теории относительности была написана Эйнштейном вместе с его женой-сербкой Милевой Марич. Работа была выполнена так, будто бы автор до всего «дошел своим умом», не имея при этом ни опыта научной работы, ни способности к ней. Вся жизнь Эйнштейна свидетельствовала о том, что «гений» не знал математики (в необходимом для такой работы объеме) и пользовался трудом евреев-математиков, в необходимый момент появляющихся для оказания «гуманитарной помощи». А очернение противников теории шло самым примитивным образом: их обвиняли просто в некомпетентности, в консерватизме, неумении и нежелании понять новое в физике и, конечно же, в антисемитизме. На них оказывалось и политическое давление. В Германии — это донос в гестапо на человека, имеющего, возможно, еврейские корни в каком-то поколении. В Советском Союзе — донос в НКВД с просьбой «принять меры»: известно, что донос Гамова, сбежавшего в США, стоил жизни одному из противников теории — Гессену.

Всё, сделанное Эйнштейном, сделано не им.
Великий французский ученый Анри Пуанкаре, получивший основные соотношения теории относительности (в том числе и знаменитое уравнение, связывающее энергию с массой и скоростью), в отличие от Эйнштейна великолепно знал математику, что позволяло ему делать строгие выводы, а не получать результаты «из общих соображений», как это делал Эйнштейн.

Славу великого ученого этот «гений» приобрел благодаря международным сионистским кругам, и вся деятельность Эйнштейна, начиная с юности, проходила при ежедневной поддержке «международного еврейства», как писал об этом Г.Форд.
Полная неспособность Эйнштейна как ученого особенно ярко проявилась в период, когда имя его уже сделали легендой, а научное направление, развиваемое им даже с помощью ученых евреев, оказалось тупиковым, поиском «философского камня».
Нобелевская премия присуждена Эйнштейну «…за открытие закона фотоэлектрического эффекта и за его работы в области теоретической физики», потому что так было надо международному еврейству, а не по причине выдающегося характера его работ. Кроме того, дана она, на самом деле, за описание одного из законов, объясняющих фотоэлектрический эффект.

Гению всех времен и народов была свойственна привычка мгновенно использовать чужие научные результаты, выдавая их за свои собственные. Это проявилось как в первых публикациях, так и в случае с Гильбертом, когда Эйнштейн заявил, что соотношение получено им «из общих соображений». Именно так он скрыл свою неспособность дать строгий математический вывод формулы, ранее сделанный Гильбертом и простодушно сообщенный Эйнштейну. По словам Гильберта, если бы в то время германская почта работала бы не так хорошо (в смысле быстроты доставки корреспонденции), то у известных соотношений Эйнштейна был бы другой автор. В этих словах дана оценка Гильбертом эйнштейновской способности присваивать чужие результаты.
Эйнштейну была свойственна абсолютная (а не относительная!) неблагодарность по отношению к тем людям, которые содействовали формированию его публичного образа, будь то семья, жены, любовницы, учителя, помощники, коллеги, уступившие ему свои профессорские должности (но ни один биограф не пишет, под каким давлением были сделаны эти подарки).

Поддержанию авторитета «гения» способствовали организационные, цензурные меры, принятые как в редакциях соответствующих журналов, так и Президиумом Академии наук СССР, решением которого запрещена публикация критических материалов по теории Эйнштейна.
Ни одна комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований до сих пор не может организовать научную конференцию по поводу «эпохальной статьи» Эйнштейна, что поставило бы точку в спорах о его «гениальности» и истинности его гипотезы. На протяжении ста лет сначала средствами печати и радио, а теперь с помощью кино, телевидения, рекламных материалов и разными электронными средствами массовой информации вбивается в головы людей образ доброго, мудрого, заботливого, всезнающего Эйнштейна. А.А. Тяпкин в статье «Об истории возникновения «теории относительности» отмечает: «Бывший советский профессор, специалист по теории твердого тела Марк Азбель писал в своих «Иерусалимских размышлениях»: «В России мы привыкли к образу добродушного, всепрощающего, всепонимающего, скромнейшего Эйнштейна. А в жизни это был человек, плохо понимавший возможность чьей-либо правоты, кроме своей собственной; резкий и нетерпимый в споре, готовый прислушаться к мнению лишь немногих избранных. Узнав это, меньше удивляешься тому, что у Эйнштейна никогда не было настоящих учеников, что он не создал и не оставил школы».

В лучшем случае Эйнштейна можно рассматривать как раскрученного популяризатора идей релятивизма. В худшем случае — как родоначальника нового типа ученого, человека, хорошо понимающего, где и что можно присвоить, и несмотря на то, что его неоднократно хватали за руку, знающего, что настоящие ученые как люди творческие и интеллигентные эту руку не отрубят.
Интересно, что вскоре после смерти Эйнштейна Филипп Франк и Джералд Холтон решили организовать симпозиум в память Эйнштейна. И тут они обнаружили большой пробел в истории науки начала века — о влиянии трудов Эйнштейна на ее развитие почти ничего не было написано.

Не пора ли честно признаться:
— научная общественность не смогла противостоять массированной информационно-пропагандистской кампании по превращению жулика от науки во всемирного гения;
— не смогли ученые-физики сказать: т.н. «Общая теория относительности» — это не «образец физической теории», а физическая липа».
И возникает вопрос: не пора ли международному еврейству попросить прощения у обманутых массированной пропагандой людей за выдвижение в категорию величайших ученых околонаучного мошенника в особо крупных размерах?