Внутренняя политика РФ

Я действительно не понимаю, в каче¬стве кого в России нужно трудиться, чтобы приобрести жилплощадь в круп¬ном городе, например, в Москве. Или в Санкт-Петербурге. Или в Нижнем Нов¬городе. Кто и как фиксирует зарплату человека, который покупает себе не¬движимость? Чего он делает, этот чело¬век? Кем устроился?
Я даже не очень понимаю, где рабо¬тают люди, которые готовы брать кре¬дит и платить за квартиру 10 лет – по¬тому что и таких денег у меня нет; и уж тем более нет уверенности, что они бу¬дут у меня все эти годы. (Про кредиты мы вообще говорить не станем, в нынешних-то условиях.)
И что это за государство такое, какая у него финансовая система и насколько прозрачна эта система, если ее гражда¬не, тем более в бюджетной сфере, в принципе – если живут по закону, на зарплату, пусть даже не самую большую, не могут приобрести себе жилье? А если приобретают – то они, ну, в 9 случаях из 10, где-то как-то кого-то обманывают, то же государство, например.
Вот я знаю деревню, где жили роди¬тели моего отца, и другую деревню, где жили родители моей матери. В обеих деревнях средняя зарплата тысячи, скажем, три; хотя, возможно, меньше. Вообще в России 25 процентов населе¬ния живет в сельской местности. И теперь я знаю, какие плакаты стоит развесить во всех этих деревнях и селах. «Не ка-призничайте!» И еще что-нибудь, мелким шрифтом, из Канделаки, про «бедных рыбаков с женами-идиотками». Очень акту¬ально будет смотреться.
Я в разные годы бывал в городках России, которые депрессивны целиком: там остановилось все производство, и жить невозможно, и уехать нельзя. Закрывая глаза, я вижу, как все население этих мрачных поселений, тысяч, скажем, семнад¬цать человек, снимается с места и медленно идет в Москву. Приходит туда, встает на центральной площади и говорит: «Мы пришли переучиваться. Бедные рыбаки и жены-идиотки, все пришли. Переучите нас».
Недавно я вернулся из путешествия по Сибири; и вот думаю за сибиряков, живущих, скажем, в поселках: как им быть? Чтоб накопить только на билет до Москвы, надо продать свой дом, а можно еще и дом соседа. Но что там делать потом, в Москве? Это понятно, «не лениться», «не капризничать» – это мы слышали. А конкретно что? Поселиться с 50 таджиками в однокомнатной квартире и начать свой путь на вершину? «Великая московская мечта».
Или вот моя мама. Она медсестра. Она 35 лет в медицине. Молодая, в сущности, женщина, еще целая жизнь впереди. Недавно вновь устроилась на работу. Зарплата 4 тысячи рублей. Подскажите кто-нибудь, на кого ей нужно выучиться, чтоб зарабатывать, например, 6 тысяч. Или ей нужно переехать в Москву? К таджикам?
Папа мой умер, но до того он 20 лет преподавал в школе. Ему сейчас было бы около 60, и он бы по-прежнему учил детей истории; и ему тоже не мешало бы переучиться на кого-нибудь. Иначе как бы он ощущал себя человеком и мужчиной в России?
Прошу прощения, что я тут говорю тривиальные и очевидные вещи. Но мои оппоненты нисколько не стесняются произ¬носить свои очевидности. А они известные люди, им внимают массы. Самое смешное, что вывод у нас один и тот же: со¬держание населения России нерентабельно.
Философия социал-дарвинизма, которой нас так вкусно и обильно кормили во времена перестройки, – она не устарела. Она актуальна как никогда. Мало того, она и есть наша государственная идеология. В качестве идеологиисоциал-дарвинизм не озвучивается, но безусловно подразумевается.
Есть тихое, как зуд, ощущение, что на этой земле государство никому ничего не должно. Граждане, правда, тоже не очень должны государству. Например, они вовсе не должны участвовать в политике. И даже если им кажется, что они должны, – им это только кажется. Они не должны иметь претензии. А то претензии будут к ним.
Я сделал все, чтобы это государство не имело ко мне претензий. Взрастил свой сад, вскормил свой род и буду дальше растить и дальше вскармливать. Но я так и не услышал не то что ответа, но даже эха, когда прокричал государству: «Я дей¬ствительно не понимаю, как здесь всем нам выжить и кто станет защищать эту страну, когда она обвалится в кризис».