Внутренняя политика РФ

Сегодня одна из главных задач — снизить цену инвестиционных товаров на внутреннем рынке. Кризис дает нам шанс: рубль обесценивается, а крупные ресурсные корпорации могут оказаться под государственным контролем. В условиях, когда спрос на газ, нефть, металлы и стройматериалы объективно низок, они должны продаваться в России по значительно более низким, чем мировые, ценам. Часто говорят, что стремительный рост Китая обеспечивается дешевой рабочей силой. Она и впрямь недорога (средняя зарплата в промышленности не превышает $210 в месяц), но при этом литр бензина стоит 55 центов, 1 кВтч электроэнергии — 2,3 цента, тонна цемента — $50—55, а тонна стального проката — $515. Именно поэтому в стране за последние пять лет были построены 3,1 млрд кв.м жилья и 480 тыс км автомобильных дорог (из них 36 тыс — шестиполосных автострад) (в России — для сравнения — всего 232 млн кв.м жилья и 11,5 тыс км дорог, качество которых лучше не комментировать).

Главная задача российских модернизаторов — превратить сырьевую отрасль из основного лоббиста собственных сиюминутных интересов в дойную корову российского догоняющего развития. Нужно резко понизить как тарифы на товары и услуги естественных (и особенно — искусственно созданных) монополий, так и налоги на них. В нынешних условиях государство, по сути, обирает всех субъектов хозяйственной деятельности через высокие тарифы, а затем возвращает часть этой «дани» в виде налогов и субвенций избранным. Следует открыть доступ к дешевым ресурсам тем, кто способен построить на этой основе новые эффективные производства.

Параллельно следует воспользоваться кризисом на глобальных рынках и осуществить масштабные закупки технологий и технологического оборудования. За последний год средняя цена полного производственного комплекса по выпуску 300—400 тыс современных автомашин в год упала с $4—6 млрд до менее чем $1 млрд. То же самое касается современных морских судов, портового оборудования, нефтеперерабатывающих комплексов и т.д. Вместо того чтобы вкладываться в нефтехимические заводы на Сицилии, как это предпочитает делать ЛУКОЙЛ, необходимо инициировать масштабный ввоз в Россию современного оборудования и технологий. Через полгода-год острая фаза кризиса на Западе останется позади и момент будет упущен.

Государство должно облегчить порожденную им самим уродливую бюрократическую ренту в виде разного рода поборов, накладываемых на бизнес. Это касается прежде всего навязываемых услуг по развитию инфраструктуры, платы за подключение к сетям, оформления разрешительной документации и т.д. Сегодня в Москве инвестор до начала строительства жилого дома должен произвести расходы, достигающие $1600 на каждый кв.м построенного жилья. Решение может быть простым: федеральные власти должны возмещать инвесторам не менее 50% такого рода затрат немедленно по введении объекта в эксплуатацию. Уверен, ощутив такую нагрузку, власть ужаснется прожорливости ею же порожденной бюрократии. А предпринимателям станет выгодно документировать все произведенные расходы, а не отделываться взятками.

Простые меры — изложенные и некоторые иные — способны снизить производственные издержки в промышленности и строительстве не менее чем вдвое за ближайшие пару лет.

Не менее важная задача — активизировать инвестиционный процесс. Сейчас много говорят о необходимости снижения налоговой нагрузки на бизнес. Необходимость этой меры не очевидна. В России большая часть промышленной продукции создается на мощностях, унаследованных от советской эпохи и доставшихся их нынешним владельцам по «остаточной стоимости». Поэтому налоги служат исключительно важным инструментом ограничения сверхприбылей. В то же время следовало бы ввести пониженную ставку налогообложения новых предприятий, создаваемых с нуля. Этим компаниям необходимо обеспечить как минимум вдвое более низкую ставку НДС, освободить от налога на прибыль в течение 3-5 лет, а тем из них, которые будут созданы в промышленном секторе, дотировать до 50% расходов на энергоресурсы на протяжении первых трех лет работы. Было бы целесообразно гарантировать возврат инвестору всего объема НДС, уплаченного в ходе строительства предприятия, в течение трех месяцев после его введения в строй (по образцу возврата НДС при экспорте). Сейчас желательно не сокращение общей налоговой нагрузки на бизнес, а создание механизмов, которые подталкивали бы развитие новых производств и облегчали их выход на рынок. Следует также отказаться от демагогических рассуждений об отмене лицензирования и проверок: контроль качества и безопасности продукции нельзя ослаблять — его лишь нужно сделать более прозрачным и эффективным.

Последние годы показали: в России даже в эпоху нефтяных сверхдоходов недостаточно внутренних источников инвестиций. Масштаб иностранных кредитов — тому свидетельство. Финансовая система страны убога. Суммарные активы российских банков на 1 января 2008 г. составляли 20,2 трлн руб., или $775 млрд по тогдашнему курсу; это соответствует активам испанского Banco Bilbao Vizcaya Argentaria SA, занимающего лишь 30-ю строчку в списке крупнейших банков мира. Изменить ситуацию в ближайшие годы не удастся — и потому привлечение прямых иностранных инвестиций должно стать абсолютным приоритетом. История показывает: в странах Юго-Восточной Азии и Китае в первые 20 лет после начала ускоренной индустриализации средний темп прироста прямых иностранных инвестиций превышал темп прироста ВВП в 3,1 раза.

Помимо тех льгот, которые описаны выше для инвесторов, иностранные предприниматели должны получать дополнительные послабления, прежде всего — освобождение от налога на прибыль до момента окупаемости инвестиций в основной капитал (особенно это важно для производств, создаваемых в тех секторах, в которых Россия либо безнадежно отстала, либо вообще не представлена — например, в производстве средств мобильной связи, компьютерной и оргтехники, микросхем, бытовой техники и лекарственных средств). Условием предоставления особого налогового режима служило бы соблюдение графика увеличения доли российского сырья и компонентов в производимой продукции (индекс локализации производства).

Параллельно с этими мерами следовало бы ограничить свободу спекулятивного капитала. Нужно как можно быстрее ввести налог на прибыль, извлекаемую из биржевых спекуляций (с предельной ставкой в 75—80% для доходов, полученных в результате вложений менее чем на 7 дней, которая бы снижалась до 0% применительно к инвестициям на три года и более). Нужно усложнить приобретение российскими компаниями своих конкурентов и смежников, ограничив средства, направленные на слияния и поглощения, 25% собственного капитала фирмы-покупателя в год.

Важнейшим фактором позитивного влияния государства на экономику могло бы стать… завершение ставшего уже постоянным ее реформирования. После принятия пакета законов, направленных на ограничение монополизма, снижение издержек и поощрение инвестиционной деятельности (вытекающих из предложенных выше и сопутствующих им мер), было бы полезно ввести трехлетний мораторий на внесение изменений в Налоговый и иные кодексы и коррекцию имеющих важное значение для функционирования бизнеса норм и правил. Законы должны восприниматься как неизменные, а не переписываемые на потребу лоббистских групп.

Следует также упростить многие бюрократические схемы. Ввести уведомительный принцип регистрации предприятий через почту или Интернет, сведя к минимуму личное общение предпринимателей с чиновниками. Устранить возможность пересмотра начисления налоговых платежей, уплаченных более чем три года назад. Исключить из Земельного кодекса принцип деления земель на категории, усложняющий введение земель в оборот и провоцирующий коррупцию. Фундаментальным принципом должно стать недопущение пересмотра норм регулирования бизнеса в сторону их ужесточения.

Необходимо создать министерство развития и министерство технологий.

В ведение первого могло бы перейти курирование всех вопросов, связанных с созданием новых предприятий с числом занятых более 500 человек и инвестициями свыше $100 млн. Все действия иных государственных органов в отношении этих предприятий согласовывались бы с работниками министерства. Оно же решало бы все принципиальные вопросы, связанные с реализацией инфраструктурных проектов (о них мы еще поговорим) и выступало распорядителем всех бюджетных средств, выделяемых государством на масштабное технологическое перевооружение промышленности или создание новых производств.

Второе должно оценивать создаваемые в России или поступающие из-за рубежа технические решения и разработки, определять экономический эффект от их возможного внедрения и предоставлять предпринимателям информацию о них. Решения о внедрении экономически выгодных новаций должны быть обязательными для всех компаний с долей государства более 25%. Отказ от внедрения или несоблюдение сроков следует наказывать штрафными санкциями (сравнимыми с санкциями ФАС). Министерство должно иметь возможность предоставлять предприятиям любой формы собственности на возвратной основе средства, необходимые для внедрения рекомендованных им технологических нововведений, а также совместно с Центральным банком или Банком развития кредитовать предприятия на приобретение новых технологий — как отечественных, так и зарубежных, — как делало это, например, Министерство внешней торговли и промышленности совместно с Банком Японии в 1960—1970-е годы.

Российской власти следует сильно измениться для того, чтобы соответствовать целям «государства развития». Из четырех фундаментальных черт такого государства — перекачки инвестиций из традиционных отраслей экономики в новые; предпочтения расширения рыночной доли показателям прибыли; насильственного внедрения современных, в том числе заимствованных, технологий; и, наконец, «экономического национализма» — в России можно видеть только последнюю. Но без активной роли государства индустриальная модернизация невозможна — это вытекает из опыта большинства стран, как справившихся с этой задачей, так и не решивших ее.

Помощь бизнесу должна быть четко увязана с рядом обстоятельств. Во-первых, ни копейки бюджетных средств не должно доставаться компаниям, контролирующие акционеры которых зарегистрированы вне территории Российской Федерации. Во-вторых, помощь должна оказываться только в обмен на строго оговоренное снижение цен и тарифов на внутреннем рынке. В-третьих, условием предоставления помощи должно быть принятие и исполнение отечественными компаниями программы технологического перевооружения и экономии ресурсов (не менее 50% средств должно направляться на эти цели). При этом государству не следует рефинансировать долги российских компаний, в случае если переход контроля над ними к иностранным инвесторам повлечет за собой ускорение технологических инноваций в соответствующих отраслях.

Важнейшей функцией российского «государства развития» должно стать его участие в развитии отечественной инфраструктуры. Пока оно безнадежно проигрывает в соревновании с частными инвесторами. За последние десять лет Россия вышла в лидеры среди развитых стран по обеспеченности мобильной телефонной связью (128 аппаратов на 100 человек против 92,3 в США и 104,3 в ЕС) и резко нарастила распространенность Интернета (с 44 пользователей на 1 тыс жителей в 2000 г. до 236 в 2008-м), но ее позиции в тех сферах, за которые отвечает государство, только ухудшились. Пришло время признать, что для государства это — приговор. Возможностей для дальнейшего экспериментирования у нас больше нет. Нельзя платить за каждый километр московского «четвертого транспортного кольца» по ?511 млн, если самый сложный в Европе автомобильный мост в Мийо (Франция) длиной в 2,4 км целиком обошелся в ?394 млн. России нужно в ближайшие годы построить не менее 15—20 современных авиаузлов, 20—30 тысяч километров многополосных автодорог, 7—10 тысяч километров железнодорожных путей, пригодных для движения скоростных поездов. Шансов сделать это силами госкорпораций нет. Нам не нужны «инфраструктурные проекты» и «общественные работы», единственной целью которых является обналичивание «откатов». На наш взгляд, нынешний кризис — идеальный момент для привлечения иностранных инвесторов в эту сферу. Правильнее всего было бы организовать конкурсы на реализацию соответствующих проектов среди западных компаний, разместить ресурсы, предназначенные для оплаты работ, на аккредитивы в международных банках и осуществить расчеты по факту введения объектов в строй. Ответственность за реализацию таких проектов можно было бы возложить на министерство развития, предоставив право их аудита наиболее известным международным аудиторским компаниям. Если исходить из расценок, существовавших летом 2008 г. в Германии, выполнение этой программы обойдется в $120—145 млрд, т.е. потребует при десятилетнем горизонте не более $12—13 млрд в год (на такую сумму еженедельно сокращались резервы ЦБ России в январе 2009-го). Но и эти расходы можно сократить, если передать инвесторам долгосрочные концессии на построенные объекты.

Вторая годовщина со дня смерти Бориса Ельцина вызвала новый всплеск дискуссии об исторической роли этого человека.

Наши либералы в основном восславили Ельцина и воспели его эпоху - в противовес нынешним временам, ржавым, затхлым и подлым.

Наши коммунисты привычно вспомнили про осиновый кол и другие сопутствующие предметы.

Наши охранители нежно плюнули в покойного, похлопав его по широкой щеке за отдельные заслуги (главная, конечно, - выдвижение светлого Путина) и указав на скорбное ничтожество ельцинских трудодней по сравнению с теперешним сверкающим временем.

Не будучи ни либералом, ни коммунистом, ни охранителем, я хотел бы добавить к этой полемике свои четыре копейки.

Противопоставлять ельцинскую эпоху нынешней по меньшей мере некорректно. Потому что это на самом деле одна и та же эпоха. А не две разные.

Система, которую мы условно называем "путинским" (или "путиномедведевским") режимом, начала складываться еще при глубоком Ельцине. В конце 1993-го. После расстрела Верховного Совета. Когда стало очевидно - Ельцину и не только ему, - что построить специальный российский капитализм в условиях классической демократии невозможно. Так как на свободных выборах народ за этот спецкапитализм никогда не проголосует.

Именно тогда из окружения Ельцина исчезли в основном демократы первой волны, столпы и основатели "Демократической России", демиурги сверхмитингов 1990-1991 годов. А пришли в окружение - бизнесмены. Уже почувствовавшие металлический вкус добычи. И не желавшие эту халявную добычу кому бы то ни было отдавать.

Курс на гламурный авторитаризм стал необратим при зрелом Ельцине - в 1996-м. Когда правящая ельцинская элита, состоявшая главным образом все из тех же бизнесменов, твердо решила, что пойдет на все, на нарушение любых законов, писаных и неписаных, чтобы добиться заранее определенного результата так называемых выборов президента России.

Тогда же, кстати, навсегда ушел из политической жизни последний настоящий ельцинский демократ. Генерал Александр Коржаков. Который предлагал договориться с Зюгановым и перенести президентские выборы - только потому, что Ельцин не мог эти выборы честно выиграть. Коржаков не знал, что выигрывать выборы честно уже совершенно не обязательно.

И выдвижение Путина в 1999-м было совершенно логичным следствием зрелого ельцинизма. Когда стало окончательно ясно, что слишком долго полулегитимная президентская власть существовать не может. А сохранение (консервация) системы требует: 1) восстановления традиционного для многовековой России монархического ритуала; 2) перехвата и утилизации лозунгов "народно-патриотической" оппозиции.

Путин стал преемником Ельцина вовсе не потому, что был похож на народного штандартенфюрера СССР Штирлица, как полагают некие наивные летописцы. А потому, что позднему Ельцину необходим был именно такой преемник - и только такой. Полностью подчиненный логике Системы, выстроенной в основном в 1993-1999 годах. И потому способный ее действительно, за страх и за совесть, законсервировать.

Так и произошло. И в этом смысле мы продолжаем жить в России ельцинской. Только на следующем и послеследующем этапах ее перезрелого существования.

Но все же Борис Ельцин многим отличался от своих преемников. В лучшую сторону.

Во-первых, он был человек талантливый. И любил людей талантливых. И собирал их вокруг себя.

После Ельцина любой талант воспринимался Системой лишь как смутная угроза, которую надо превентивно нейтрализовать. Или унизить настолько, чтобы талант забыл о своем таланте и превратился в голую функцию.

Но главное преимущество мертвого президента перед живыми состоит в том, что Ельцин был все еще советским человеком.

Это значит, что он серьезно относился к свободе. Мог любить ее или ненавидеть. Культивировать или уничтожать. Но никогда не считал свободу PR-фикцией, как полагают нынешние правители России. Он точно знал, что за свободу можно умереть. Сегодня такие слова вызовут у властей предержащих гомерический хохот, не более и не менее того. Какая еще свобода, motherfucker? Мы не враги свободы, просто ее не существует на свете. За свободу можно бороться в историческом боевике, но не в реальной жизни.

Он верил в силу слова. И уважал ее. Он, в отличие от нынешних, не считал, что слово всего лишь игрушка в руках тех, у кого есть деньги.

Ельцин, в отличие от тех, кто пришел ему на смену, не относился серьезно к деньгам и не считал их источником подлинной власти. Вольно и невольно, он открыл шлюзы для многомиллиардного воровства. Но сам миллиардами не интересовался. Нельзя представить себе Ельцина, повествующего журналистам о составе владельцев "Байкалфинансгруп" или формуле цены на экспортный газ. Олигархи, ставшие сказочно богатыми при Ельцине, со своим первым президентом почти что не поделились. Но он даже не заметил этого.

Ельцин любил саму власть, а не столько комфорт, который она создает. Он знал, что власть - это способ преобразования мира и уловления душ. А не инструмент зашибания больших денег, как твердо считают нынешние.

От трагического романа с властью Ельцин страдал. Оттого и пил. И болел.

Те, кто после него, так страдать уже не могут. Оттого и не пьют. И не болеют. У них все хорошо. Кони, яхты, бассейн и спортзал. В крайнем случае немного кокаина для антикризисного оптимизма.

Родные и близкие не зря отправили Ельцина в отставку досрочно, за полгода до. По официальной версии, чтобы не расплескать рейтинг Путина, который тогда, в декабре 1999-го, замер на отметке в 52%. И мог совершенно случайно в будущем упасть. А побеждать дежурного Зюганова якобы надо было обязательно в первом туре.

А мне почему-то кажется: боялись они Ельцина. Не могли его полностью контролировать, как бы дряхл и болен он ни был. Опасались, что встанет поздней зимой в Завидове и перевернет весь шахматный стол, отправив Путина в небытие. Этого нельзя было допустить. Для семьи Ельцина Путин оказался гораздо удобнее и приятнее самого Ельцина.

Ельцин по-советски был Дедом. Вот Путин Дедом быть никак не может. Даже отцом. У него есть только нищая (по официальной декларации) несчастноглазая жена, которая куда-то исчезла, и формальные дочери, которых уже много лет не видел никто.

С уходом Ельцина советское в российской политике полностью закончилось. Началось тотальное постсоветское. Это как минимум 1) полная профанация всех слов, идей и идеологий; 2) всевластие денег и только денег (монетократия).

Вы скажете, что именно преемники Ельцина возродили советскую символику и вернули музыку к гимну СССР?

Конечно. Потому что им все равно что делать, чтобы удерживать народ в подчинении. Они приватизировали и утилизировали советское наследство в промышленности и прочем сельском хозяйстве. Почему бы не разобрать на полезные орудия принуждения кладовую советских символов? И всяческие "Старые песни о главном" начались еще в середине девяностых. А ни о каком реальном возвращении советского - в политике, а не в пиаре - речи не было и нет. На бордель можно водрузить крест - но дом свиданий от того не станет домом молитвы.

Советская символика была нужна еще и потому, что новые сакральные символы этот правящий класс создать никак не в состоянии. Паразитический утилизатор в принципе не может быть креативным созидателем. Вот придумали они праздник 4 ноября - и что, кто-то празднует?

Так что кто как - а я вспоминаю Ельцина как последнего советского лидера. За то и ценю его.

Спор же о 1990-х годах бесконечен, как разговор о женской красоте. Потому что для одних то было время юношеских надежд и солнечных перспектив. А для других - время крушения надежд и потери всех ориентиров. Первые и вторые поймут друг друга только в истории. Которая то ли еще не закончилась, то ли не думала начинаться.

Спите спокойно, Борис Николаевич.

Станислав Белковский