7 февраля 2013, 11:00
http://i.depdela.ru/uploads/images/catalog/budaragin-mikail-aleksandrovic_f_1_400_1.jpg
цитата: |
Борьба с ювенальной юстицией – дело очень хорошее, потому что то, что пытаются ввести в России под видом «заботы о детях», не лезет ни в какие ворота. Вот только вопрос: а кто стоит по ту сторону баррикад? |
Скрытый текст
Обычно главное журналистское правило – если не давать, то хотя бы пытаться предоставить точку зрения обеих сторон конфликта – отменяется в случае войны. Буквальной, не метафорической. Когда Грузия напала на Южную Осетию, подавляющее большинство российских СМИ выбрали свою сторону, никакой «грузинской точки зрения на происходящее» не было: по ту сторону находился противник, метафоры закончились.
«Почему фамилии не названы? Кто входит в «группу поддержки»? Региональный министр, столичный депутат?»
Так происходит во всем мире. Израильские и палестинские СМИ не публикуют развернутых выступлений лидеров врага, во время очередного противостояния в Газе телеканал «Аль-Джазира» предпочитает начинать новости с рассказов о том, насколько, как и почему не прав Тель-Авив. Это – совершенно нормально, так же вели себя во время войны в Южной Осетии американские СМИ. Описывать происходящее отстраненно можно, если ты не принадлежишь ни к одной стороне конфликта. Китайцы, например, события августа 2008-го подавали предельно сухо, но если бы дело происходило в Манчжурии, от этого тона не осталось бы и следа.
Южная Осетия и Абхазия никогда не входили в зону интересов Поднебесной, все просто.
В случаях же с менее экстремальными событиями «вторая сторона» обычно представлена всегда. А вот в каком качестве – часто зависит от нее самой. В случае с многострадальным образованием журналисты вытаскивают у чиновников их позицию чуть ли не силой, но вытаскивают: общество, простите за пафос, должно понимать логику, которой руководствуются реформаторы. Пусть даже эта логика при ближайшем рассмотрении выглядит лепетом сошедшего с ума, мы должны рассказать о ней.
С ювенальной юстицией ситуация совершенно иная: вот уже десять лет (я не оговорился, ровно десять лет, с 2002 года, когда начинали приниматься поправки в Семейный кодекс и стартовала работа по специальным «судам для несовершеннолетних») она планомерно вводится и собирает свою кровавую жатву, но мы так и не услышали ни одного оправдания или объяснения того, что же все-таки происходит.
Ни одного. За десять лет. Ни от кого. Такого не может быть, потому что не может быть? Но вы можете самостоятельно поискать – вот уже десять лет все без остановки хватаются за голову от этой «опеки».
Всесильная, таинственная организация, что-то вроде НКВД, воронки ночами приезжают. Все общество грудью встает на защиту друзей и соседей от этой силы черной.
И если никого ничего в этой истории не смущает, то меня смущает многое. Начнем по порядку. Во-первых, органы опеки – это структуры исполнительной власти, вписанные в вертикаль регионального чиновничества. На практике они могут быть «закреплены» за каким-нибудь ведомством в правительстве региона (чаще всего это министерство или комитет по делам семьи), но никакой самостоятельностью никогда не обладали, не обладают и не будут обладать.
Мало того. Органы опеки «на земле» представляют собой едва ли не самое низшее звено бюрократической системы. Вот, например, город Алексеевка Белгородской области, и там «отдел по опеке и попечительству (далее Отдел) является структурным подразделением управления социальной защиты населения администрации муниципального района «Алексеевский район и город Алексеевка». То есть совсем уже чтобы все было понятно. Органы опеки – это как участковые. Власть, но в таких ограниченных пределах, что уже почти и не власть.
Видели ли вы в СМИ обсуждение беспредела и ужаса, творимых участковыми, и планы по борьбе с этими исчадьями ада? И я не видел.
То есть, еще раз, сами сотрудники органов опеки и попечительства – люди до одури подневольные, бороться с ними не имеет никакого смысла, потому что если им завтра скажут полоть грядки, они будут полоть грядки.
Но парадокс в том, что на более высоком уровне претензий предъявить, по сути, некому. Представьте себе регионального министра здравоохранения в той же Белгородской области – он, что ли, детей отбирает из семей? Он, что ли, приказы отдает: «А ну-ка забрать-ка мне сто детишек, я их за обедом скушаю». Смешно.
Врага все еще нет, заметим. Нет той самой «второй стороны». А тем временем советник президента РФ Яна Лантратова вдруг заявляет о том, что существует, живет и здравствует «настойчивое желание определенных кругов за рубежом (и их группы поддержки в России) внедрить ювенальную систему в нашей стране». Хорошо бы не ограничиваться словами «определенные круги», а называть фамилии. Можно – прямо президенту. Почему фамилии не названы? Кто входит в «группу поддержки»? Региональный министр, столичный депутат?
Мало того. Лантратова пишет: «В широком смысле под ювенальной юстицией (ЮЮ) понимают целую систему, которая непосредственно реализует политику в области детства. Хотелось бы сказать «политику государства», но, увы, это не всегда так». На самом деле именно так. Президент Владимир Путин, советником которого является Лантратова, своей же рукой подписал указ «О национальной стратегии действия в интересах защиты детей на 2012–2017 годы». В этой стратегии, в частности, говорится о «приведении законодательства РФ в соответствие с международными стандартами в области прав ребенка и рекомендациями Совета Европы по правосудию в отношении детей».
Указ опубликован, и те самые органы опеки являются непосредственными проводниками этой стратегии. Они слишком незначительное бюрократическое звено, чтобы не исполнять прямые указания.
Но все, в общем-то, еще сложнее. «Стратегия» – это не ювенальная юстиция, ее смысл – в поддержке семей. Как цитирует «Российская газета» слова Владимира Путина, «поддержка многодетных семей, института материнства и детства – наш безусловный общенациональный приоритет».
Все на стороне семьи. Путин, борцы с ювенальной юстицией, проводники решений президента в жизнь, даже депутат Екатерина Лахова («Единая Россия»), которую называют главным лоббистом «ювеналки», в интервью говорит буквально следующее: «Их (органов опеки – ВЗГЛЯД) главная обязанность – помочь разобраться в причинах возникновения конфликтов между родителями и детьми, а также понять, почему детям плохо, почему они совершают правонарушения. Именно в этом заключается основная функция ювенального института, а не в том, чтобы запретить родителям шлепать свое чадо за непослушание».
Бинго.
Врага по-прежнему не видно. Но на самом деле он, конечно, существует. И называется «бюрократия». В случае с ювенальной юстицией работает это следующим образом.
Все хотят заботиться о семье и детях, снизу доверху – это правда. Но эту заботу нужно как-то демонстрировать, огромное количество чиновников, которые сидят в «комитетах» и «комиссиях», должны отправлять отчеты о том, чем они занимаются, и в этих отчетах «профилактика» смотрится по определению хуже, чем «решение проблемы». Отсюда – при помощи полиции (у нее своя отчетность, в которой тоже слабенько выглядит «профилактика») – и появляются отобранные у семей дети. «Лишено родительских прав – N человек, открыто N уголовных дел, N детей помещены в надлежащие условия», – именно так это и выглядит. Цифра – богиня доказательств.
На самом деле нет никакой «ювеналки». Есть химически чистый пример того, насколько велика власть бюрократии, насколько чудовищной может она быть, насколько в случае с семьей не работают никакие отчеты, никакие цифры и никакие статистические показатели. А работает только каждый конкретный единичный случай.
«Почему фамилии не названы? Кто входит в «группу поддержки»? Региональный министр, столичный депутат?»
Так происходит во всем мире. Израильские и палестинские СМИ не публикуют развернутых выступлений лидеров врага, во время очередного противостояния в Газе телеканал «Аль-Джазира» предпочитает начинать новости с рассказов о том, насколько, как и почему не прав Тель-Авив. Это – совершенно нормально, так же вели себя во время войны в Южной Осетии американские СМИ. Описывать происходящее отстраненно можно, если ты не принадлежишь ни к одной стороне конфликта. Китайцы, например, события августа 2008-го подавали предельно сухо, но если бы дело происходило в Манчжурии, от этого тона не осталось бы и следа.
Южная Осетия и Абхазия никогда не входили в зону интересов Поднебесной, все просто.
В случаях же с менее экстремальными событиями «вторая сторона» обычно представлена всегда. А вот в каком качестве – часто зависит от нее самой. В случае с многострадальным образованием журналисты вытаскивают у чиновников их позицию чуть ли не силой, но вытаскивают: общество, простите за пафос, должно понимать логику, которой руководствуются реформаторы. Пусть даже эта логика при ближайшем рассмотрении выглядит лепетом сошедшего с ума, мы должны рассказать о ней.
С ювенальной юстицией ситуация совершенно иная: вот уже десять лет (я не оговорился, ровно десять лет, с 2002 года, когда начинали приниматься поправки в Семейный кодекс и стартовала работа по специальным «судам для несовершеннолетних») она планомерно вводится и собирает свою кровавую жатву, но мы так и не услышали ни одного оправдания или объяснения того, что же все-таки происходит.
Ни одного. За десять лет. Ни от кого. Такого не может быть, потому что не может быть? Но вы можете самостоятельно поискать – вот уже десять лет все без остановки хватаются за голову от этой «опеки».
Всесильная, таинственная организация, что-то вроде НКВД, воронки ночами приезжают. Все общество грудью встает на защиту друзей и соседей от этой силы черной.
И если никого ничего в этой истории не смущает, то меня смущает многое. Начнем по порядку. Во-первых, органы опеки – это структуры исполнительной власти, вписанные в вертикаль регионального чиновничества. На практике они могут быть «закреплены» за каким-нибудь ведомством в правительстве региона (чаще всего это министерство или комитет по делам семьи), но никакой самостоятельностью никогда не обладали, не обладают и не будут обладать.
Мало того. Органы опеки «на земле» представляют собой едва ли не самое низшее звено бюрократической системы. Вот, например, город Алексеевка Белгородской области, и там «отдел по опеке и попечительству (далее Отдел) является структурным подразделением управления социальной защиты населения администрации муниципального района «Алексеевский район и город Алексеевка». То есть совсем уже чтобы все было понятно. Органы опеки – это как участковые. Власть, но в таких ограниченных пределах, что уже почти и не власть.
Видели ли вы в СМИ обсуждение беспредела и ужаса, творимых участковыми, и планы по борьбе с этими исчадьями ада? И я не видел.
То есть, еще раз, сами сотрудники органов опеки и попечительства – люди до одури подневольные, бороться с ними не имеет никакого смысла, потому что если им завтра скажут полоть грядки, они будут полоть грядки.
Но парадокс в том, что на более высоком уровне претензий предъявить, по сути, некому. Представьте себе регионального министра здравоохранения в той же Белгородской области – он, что ли, детей отбирает из семей? Он, что ли, приказы отдает: «А ну-ка забрать-ка мне сто детишек, я их за обедом скушаю». Смешно.
Врага все еще нет, заметим. Нет той самой «второй стороны». А тем временем советник президента РФ Яна Лантратова вдруг заявляет о том, что существует, живет и здравствует «настойчивое желание определенных кругов за рубежом (и их группы поддержки в России) внедрить ювенальную систему в нашей стране». Хорошо бы не ограничиваться словами «определенные круги», а называть фамилии. Можно – прямо президенту. Почему фамилии не названы? Кто входит в «группу поддержки»? Региональный министр, столичный депутат?
Мало того. Лантратова пишет: «В широком смысле под ювенальной юстицией (ЮЮ) понимают целую систему, которая непосредственно реализует политику в области детства. Хотелось бы сказать «политику государства», но, увы, это не всегда так». На самом деле именно так. Президент Владимир Путин, советником которого является Лантратова, своей же рукой подписал указ «О национальной стратегии действия в интересах защиты детей на 2012–2017 годы». В этой стратегии, в частности, говорится о «приведении законодательства РФ в соответствие с международными стандартами в области прав ребенка и рекомендациями Совета Европы по правосудию в отношении детей».
Указ опубликован, и те самые органы опеки являются непосредственными проводниками этой стратегии. Они слишком незначительное бюрократическое звено, чтобы не исполнять прямые указания.
Но все, в общем-то, еще сложнее. «Стратегия» – это не ювенальная юстиция, ее смысл – в поддержке семей. Как цитирует «Российская газета» слова Владимира Путина, «поддержка многодетных семей, института материнства и детства – наш безусловный общенациональный приоритет».
Все на стороне семьи. Путин, борцы с ювенальной юстицией, проводники решений президента в жизнь, даже депутат Екатерина Лахова («Единая Россия»), которую называют главным лоббистом «ювеналки», в интервью говорит буквально следующее: «Их (органов опеки – ВЗГЛЯД) главная обязанность – помочь разобраться в причинах возникновения конфликтов между родителями и детьми, а также понять, почему детям плохо, почему они совершают правонарушения. Именно в этом заключается основная функция ювенального института, а не в том, чтобы запретить родителям шлепать свое чадо за непослушание».
Бинго.
Врага по-прежнему не видно. Но на самом деле он, конечно, существует. И называется «бюрократия». В случае с ювенальной юстицией работает это следующим образом.
Все хотят заботиться о семье и детях, снизу доверху – это правда. Но эту заботу нужно как-то демонстрировать, огромное количество чиновников, которые сидят в «комитетах» и «комиссиях», должны отправлять отчеты о том, чем они занимаются, и в этих отчетах «профилактика» смотрится по определению хуже, чем «решение проблемы». Отсюда – при помощи полиции (у нее своя отчетность, в которой тоже слабенько выглядит «профилактика») – и появляются отобранные у семей дети. «Лишено родительских прав – N человек, открыто N уголовных дел, N детей помещены в надлежащие условия», – именно так это и выглядит. Цифра – богиня доказательств.
На самом деле нет никакой «ювеналки». Есть химически чистый пример того, насколько велика власть бюрократии, насколько чудовищной может она быть, насколько в случае с семьей не работают никакие отчеты, никакие цифры и никакие статистические показатели. А работает только каждый конкретный единичный случай.
x
http://vz.ru/columns/2013/2/7/619223.html
M may_be: |
а то все только в разнос идет. |
Ага, очень заметно. Буквально всё.