Опять Европейский и опять кавказцы

Однако отступать он не собирается: по мнению Силантьева, радикальное мусульманство, или ваххабизм – страшная болезнь, которую срочно нужно лечить. Если этого не сделать, то Россию захлестнет волна беспорядков, по сравнению с которыми Болотная покажется «цветочками».

В своем интервью для Портала 66.ru он корит российские власти за неразборчивое отношение к иммигрантам, рассказывает о полпроценте отличий между ваххабитами и мусульманами и об угрозе гражданской войны в нашей стране.

– Львиная доля тех иммигрантов, которые есть у нас в России, – так или иначе мусульмане. На ваш взгляд, люди, которые приехали из Таджикистана, Киргизии, Узбекистана, они как-то влияют на религиозный фон в стране?

– Иммигранты у нас разные бывают. Наверное, самый спокойный тип иммиграции – это когда люди просто хотят заработать денег. Если есть в них потребность, то тогда можно привлекать такую рабочую силу. Но это надо делать умно.

– Что вы подразумеваете под этим?

– Я всегда привожу в пример иммиграцию в ряде мусульманских стран – Катаре, Саудовской Аравии, Арабских Эмиратах. Их политика очень просто строится: хотите приезжать зарабатывать деньги – зарабатывайте деньги, но не более того. Идентичность национальную им там никто не позволит выпячивать. В России все совсем по-другому.

– Связана ли как-то российская политика в отношении иммигрантов с проблемой ваххабизма, о которой вы очень много говорите?

– Просто к иммигрантам надо относиться разборчиво. Есть вот какая проблема: люди, которым у себя на родине по каким-то причинам не рады (некоторых к стенке ставят или сажают), они затем перебираются в Россию. И эти люди зачастую становятся ваххабитами.

– То есть вы хотите сказать, что ваххабитам на родине не очень рады?

– Им просто очень не рады. И создают им невыносимые условия для жизни, из-за этих невыносимых условий они едут потом к нам, а мы их зачем-то принимаем. В 2001 году такого Анвара Сатимова, если мне память не изменяет, поймали в Свердловской области. Узбек, ваххабит, которого на родине в розыск объявили международный. Он на Урал приехал, работал тут имамом, тут его и поймали. Он ничего больше не умел, себе какую-то общину сколачивал, уже и самопровозглашенные муфтии там появлялись. В некоторых мечетях уже коренных мусульман нет. Не только там, но и вообще по стране.

– Это что означает?

– Это означает, что в мечетях теперь совсем другой национальный состав. У нас есть наблюдение: если татары в мечеть перестают ходить, значит, на мечети можно ставить крест.

– А может, это нормальный процесс? Может быть, постепенно весь традиционный ислам перекрасится в ваххабитский?

– Может, но нужно иметь в виду, что ваххабиты не уживаются, в отличие от традиционных мусульман, с христианами. Между ваххабитами и нормальными мусульманами всего лишь полпроцента различий, но эти «пять десятых процента» не дают ваххабитам ни с кем мирно сосуществовать.

– Есть ощущение, что внутри ислама идет какая-то война, передел сфер влияния.

– Она идет. Это совершенно не скрывают. В идеале в каждом регионе должен быть один муфтий. А у нас в некоторых областях бывает по пять мусульманских юрисдикций. Вот митрополит представляет интересы всех православных, и интересы мусульман должен представлять один, а не три враждующих муфтия. Но, к сожалению, у нас мусульманское сообщество сильно расколото по России, причем этот раскол прогрессирует, и в последние годы особенно сильно. И в итоге мы имеем по несколько муфтиев в каждом регионе. Причем нередко один из них муфтий традиционный, нормальный, другой – ваххабит.

– И у нас на Урале есть ваххабиты?

– Да, есть. Здесь, например, пять юрисдикций. Два муфтия – традиционные, два – ваххабиты, про одного до конца пока понять не можем. В Челябинской области доминируют традиционные мусульмане. Там три юрисдикции, но муфтия два – один ваххабит, один – нормальный. В Тюменской области – два муфтия ваххабита, один нормальный.

– А официальный ислам вас признает? Они считают, что вы можете сказать: вот это ваххабиты, а это не ваххабиты?

– Я с традиционными мусульманами в хороших отношениях. Меня зовут периодически лекции читать. В Алма-Ату звали, в Челябинск часто приглашают. С Татарстаном я дружу. Отвечая на второй вопрос, я могу сказать, что мы разработали экспресс-тесты, как определить, ваххабитская община или нет. Если в общине чтут Гайнутдинова Равиля (мусульманский богослов, – прим. ред.) – это плохая примета. Если имам учился в Саудовской Аравии – это тоже вызывает много вопросов. Если имам – не коренной национальности, а того хуже – русский или еврей, или цыган, или якут – это также плохая примета. Кроме того, подозрителен имам, если у него мечеть открыта круглосуточно. Хорошая примета – когда имам пожилой. Хорошая примета – когда это сельская община, моноэтническая, татарская например. Из этих показателей с вероятностью до 99% можно понять, чья это община.

– Какие последствия от этих мутаций ислама?

– Сейчас модно говорить, что люди, которые вышли на Болотную площадь, представляют серьезную угрозу власти. Но могут ли они свергнуть власть? Для начала, те, кто ходит на Болотную площадь, не очень большой процент населения составляют, а главное – они малобоеспособны. Человек ничего тяжелее айпада не держал, с ОМОНом ему драться проблематично. Десять омоновцев могут разогнать практически любую такую группу. А вот если человек имеет опыт боевых действий в каком-нибудь Афганистане или на Кавказе, а то и в Пакистане или Сирии (а таких людей среди ваххабитов довольно много) – это уже другое развитие ситуации.

– С этого места поподробнее.

– Есть, например, город Покачи (город в Ханты-Мансийском автономном округе, 17 тысяч человек, – прим. ред.), где приходит имам-ваххабит к администрации и спрашивает, почему ему так мало денег дают. Ему объясняют, что помогают как могут. Он говорит: «Вы неправильно понимаете, я с автоматом в следующий раз приду». Они ж настолько перепугались, что отменили даже празднование 9 Мая. Народ понял, что это совершенно не теоретический уровень. И реально сейчас встала угроза повторения Буденновска и Кизляра.

Ведь любой народ можно собрать на каком-то мусульманском празднике и завести его. Поднять клич, к примеру, «Защитим ислам», «Мусульман убивают», какой-то слух пустить, что тут мусульманина зарезали, что тут русские пришли... Волнения будут – с Болотной площадью небо и земля.

– Вернемся напоследок к джихаду. Вы говорите, что межрелигиозные распри более опасны, чем политические. Те, кто раскачивает лодку в политическом плане, – мы все эти имена знаем. А те, кто занимается более серьезным подрывательством, – вы можете назвать кого-то конкретно?

– Зачастую это одни и те же люди. Тот же Джемаль, например, он у нас одновременно и белоленточник, и апологет-террорист откровенный. Или Максим Шевченко, его друг. Когда Удальцов приезжает в Казань и говорит, что все, кто против Путина, – наши друзья, и неважно, кто они. Это тоже о чем-то говорит.

– Давайте на чем-нибудь позитивном закончим.

– Могло быть все гораздо хуже! Мы пока еще отбиваемся.