Сто лет назад Россия явила миру самый блестящий и амбициозный проект модернизации, завершившийся, тем не менее, полным крахом
Серебряный век русской культуры для экономики был золотым. К началу XX столетия Россия оказалась впереди не только в области набиравшего фантастическую высоту балета, но и по темпам экономического роста. С блеском проведенная модернизация самой архаичной европейской экономики за каких-то десять лет вывела страну в абсолютные лидеры по производству и экспорту хлеба, на пятую позицию в выплавке стали, сделала крупнейшим мировым поставщиком угля и нефти. Экономический рывок был настолько неожиданным и мощным, что ни у кого не оставалось сомнений: через 20-30 лет Россия превратится в сильнейшую мировую державу.
Особым откровением для Запада стала российская экспозиция на Парижской выставке в 1900 году, блиставшая, с одной стороны, непозволительной для конкурентов роскошью (в подарок Франция получила карту из уральских самоцветов, на которой Париж был обозначен крупным рубином), с другой материальными свидетельствами российских достижений в технике и технологиях, получивших 211 высших наград ЭКСПО.
Но русское чудо так и не состоялось: впереди была Первая мировая война, на руинах которой стало созидаться государство большевиков - социально-экономическая общность принципиально нового типа. "Итоги" попытались разобраться в причинах краха первого поистине масштабного и в целом успешного модернизационного проекта в России.
Суверенная экономика
Неправда, будто России никогда не везло на самодержцев и, кроме Петра Великого, помянуть добрым словом некого. Гигант в солдатских сапогах Александр III заслужил место в истории уже тем, что сделал правильный кадровый выбор поставил сначала во главе железнодорожного департамента, а потом и во главе всех российских финансов провинциального менеджера от путей сообщения Сергея Витте. И выбор этот был отнюдь не случайным: чтобы убедить Витте перейти с 50 тысяч рублей в год на министерское жалованье в жалкие десять тысяч, император взял обязательство частично компенсировать разницу за свой счет. В результате Россия получила отца русского капитализма, при котором ВВП страны ежегодно увеличивался в среднем на 12 процентов, объем промышленного производства практически утроился, а доходы казны стали вдвое больше!
Откуда при таких успехах в русском пролетариате проснулась тяга к революциям - до сих пор загадка для пытливых умов. Ведь реформаторы начала века с намного большими основаниями могли бы позаимствовать крылатую фразу Иосифа Сталина "жить стало лучше, жить стало веселей". Квалифицированный рабочий на Путиловских заводах получал в год ничуть не меньше, чем его коллега на предприятиях Круппа или Форда, 1300 рублей. Даже чернорабочие с поденной зарплатой в 1 рубль 30 копеек отнюдь не бедствовали, поскольку бутылка водки стоила 17 копеек, а курица сорок. Для пионера капиталистической эры поствикторианской Британии, где розничные цены тогда были выше, уровень жизни в крупных городах Российской империи казался недостижимой мечтой. К тому же на страже социальных завоеваний в "отсталой" России стоял закон, запрещающий понижать зарплату и рассчитываться с рабочими бартером или денежными суррогатами. Только полновесным рублем.
Но прежде появился первый профицитный бюджет. Для этого реструктурировали госдолг и радикально изменили налоговую систему. Следом прикрыли "эру самогоноварения", то есть ввели винную монополию, защитили импортными тарифами отечественного производителя. В ответ на протекционистские меры Германия объявила России хлебную войну, но быстро сдалась, потому что остановились элеваторы Восточной Пруссии, полностью зависящие от российских поставок. Кенигсберг был на грани разорения...
А когда золотой запас империи практически удвоился, Россия перешла на золотой стандарт - бумажный рубль обменивался почти на 67 золотых копеек. С этого момента российские деньги становятся привлекательной расчетной единицей и на мировом финансовом рынке - тверже валюты на тот момент просто не было! Естественно, что и от инвестиционных предложений не стало отбоя. Однако Витте, уже получивший прозвище Хитрый Лис, не спешил обращаться к Ротшильдам, а разместил российские кредитные обязательства среди широких масс европейских обывателей. И поскольку облигации империи намеренно были выпущены невысоким номиналом, раскупались они буквально с лету - только успевай допечатывать дополнительные тиражи.
В ответ критикам первое российское либеральное правительство заявляло: России нужна не космополитическая, а суверенная экономика, выстроенная с учетом национальных особенностей. И в этом контексте способ привлечения иностранных инвестиций, разработанный имперским минфином, был уникален. Уже потом Европа осознала, что не только строительство Транссиба, но и всю российскую промышленную революцию конца XIX - начала XX века профинансировали берлинские кухарки и парижские гарсоны, окончательно расплачиваться с которыми пришлось правительству... Виктора Черномырдина. Ну что ж - C'est la vie...
Кстати, о Транссибе. Позднее было сказано, что российские власти, ухватившись за железнодорожную шпалу, за две пятилетки превратили страну в индустриальную державу первой величины. Транссибирская магистраль, которая строилась невиданными по сей день темпами, не только обеспечила доступ к стратегическим залежам Сибири, но и открыла для России возможность (до сих пор до конца не реализованную), минуя Босфор и Суэц, стать связующим звеном между Западом и Востоком. В Европе и Америке от возможности реализации такой перспективы неприятно морщатся и поныне.
В советский период о модернизации столетней давности было принято говорить плохо или ничего. О том же Витте в лучшем случае вспоминали, что прозвище Граф Полусахалинский он заслужил за мирный договор с Японией, но при этом не уточняли, что, уступив половину на тот момент пустынного острова, Россия освобождалась от практически неизбежной контрибуции после поражения в войне. Любили отмечать, что граф не стеснялся в выборе средств: подкупал прессу и политических оппонентов, ввел в обиход практику заказных публикаций и вообще, используя административный ресурс, всячески прикармливал нужных людей. Но стеснительно молчали о том, что в правительстве Витте работали, к примеру, гений Дмитрий Менделеев и заводчик Алексей Путилов. Впрочем, пролетарская ненависть нисколько не помешала сталинским наркомам провести индустриализацию практически точь-в-точь по планам царского правительства. ...А если все будет хорошо, сегодняшняя Россия приблизится к объему железнодорожного строительства, достигнутому в начале XX века, только к 2030 году.
Но вот что примечательно: ни блестяще проведенная индустриализация, ни успешная денежная реформа не были основными в реформаторских планах первых отечественных модернизаторов. С учетом, что 82 процента населения России занималось сельским хозяйством, главной они считали аграрную реформу. Но нашлись очень сильные противники принудительного выкупа помещичьей земли в пользу будущих свободных фермеров. Один из первых Николай II, которому только в Сибири принадлежало 67,8 миллиона гектаров кабинетских и удельных земель.
В отличие от своего отца последний российский император был хорошим семьянином, но не очень сильным государственным деятелем. Реформаторы его невыносимо раздражали, что, впрочем, не мешало самодержцу с годовым доходом в 12 миллионов долларов (по дореволюционному курсу) активно пользоваться всеми преимуществами Серебряного века русской культуры, а заодно и золотого века отечественной экономики.
Неповторимая Россия
Марксисты, пришедшие к выводу о том, что бытие определяет сознание, не отличались оригинальностью. Противоречие между модерном и архаикой тоже не новость. Из этого вечного конфликта в России на рубеже XIX и XX веков образовалось совершенно уникальное явление мирового масштаба, получившее, несмотря на историческую краткосрочность (всего несколько десятилетий), название "Серебряный век русской культуры".
По инерции культурная архаичность еще продолжалась в пасхальных яйцах Фаберже и картинах последних передвижников, фиксирующих действительность с фотографической скрупулезностью, но уже был написан "Черный квадрат" Казимира Малевича, поставивший крест на эстетике уходящей России, уже ломал архитектурные каноны Федор Шехтель, теряли невесомость персонажи Марка Шагала и Василия Кандинского. Россия, пересевшая с гужевого транспорта в авто и электромобили, на аэропланы и броненосцы, погрузившаяся в мир электричества и заглянувшая в микромир, стала непостижимой для критического реализма. Вместе с промышленным модерном на сцену вышел модерн художественный, трансформировавшийся в разнообразие творческих стилей. Даже нетитулованный принц Серебряного века Константин Бальмонт (настоящая фамилия Баламут) отдал должное научно-техническому прогрессу, написав про "яйцевидные атомы".
Единственное но: эта новая Россия была доступна далеко не всем, что, собственно, ее и сгубило. Разница в доходах между правящей элитой, основу которой тогда составляли крупные латифундисты, и широкими слоями их сограждан была чудовищной. Но тех, кто с первыми холодами уезжал на дягилевские сезоны в Париж или на Лазурное побережье (между Ниццей и Санкт-Петербургом курсировал специальный состав), это нисколько не волновало. Аналогичная история - по всем позициям. Ко всему прочему надо учесть, что, например, в Англии на образование выделяли 2 рубля 84 копейки в перерасчете на душу населения, а в России чуть больше двух гривенников.
Кстати, надо признать, сегодня картина социального расслоения до боли напоминает ту, столетней давности. "Надо делиться!" убеждал махровый монархист Витте. В том числе, чтобы не стало хуже и для власти: "Если вовремя не давать разумные свободы, то они сами пробьют себе пути". Но смертельная опасность противоречия между модернизированной экономикой и архаичной политической системой до царственного Ники дошла только к 17 октября 1905 года, и он вынужден был скрепя сердце подписать текст известного манифеста.
По сути дела, это была первая российская конституция, которая чуть было не запоздала. К этому времени в столице империи существовали уже два центра власти: правительство во главе с Витте, так нелюбимым царем, и Петербургский совет рабочих депутатов, который возглавляли некий Георгий Хрусталев-Носарь (позже стал жандармом у гетмана Скоропадского, был расстрелян ЧК) и Лев Троцкий. Все гадали, кто кого арестует первым. Витте оказался проворнее, несвойственную убежденному либералу решительность он проявил и при подавлении первой русской революции. Однако вместо благодарности за спасение получил отставку. Не слишком радужной оказалась судьба и созданной им Думы.
Без реформаторского правительства российская реформа потеряла самое главное темп. Преемник Витте Петр Столыпин полагал, что у него есть тридцать лет, чтобы изменить Россию до неузнаваемости. В 1911 году его карьеру прервала пуля, в 1914-м Англия и Франция, на тот момент контролировавшие через финансы половину российской экономики, натравили Россию на Германию. Золотой век кончился, а в 1917 году наступила совсем другая эпоха...
Что же теперь, когда перед нами стоят те же задачи, что и сто с лишним лет назад? Цель определена "Россия, вперед!". Перегоним ли мы Европу и Америку на этот раз? Модернизация покажет…
x