следы этой воровской схемы мы находим и в речи Путина в течение вот этих вот 4-х с половиной часов. Помните эпизод, когда он говорит о том, что на всех избирательных участках нужно установить видеокамеры, пусть они снимают круглосуточно и так далее. Знаете, что это такое? Это след разработанной и уже дискредитировавшей себя обманной схемы. Штука заключается в том, что видеоматериалы такого рода не могут приниматься по действующему российскому законодательству, по тому самому законодательству, на котором настоял Путин, и которое организовали его чиновники, не могут приниматься в расчет при расследовании разного рода нарушений при голосовании. Это ведь повторялось многие тысячи раз на этих выборах. Когда люди снимали, снимали на видео, снимали фотокамерами, снимали просто мобильными телефонами. Записывали на диктофоны речь и так далее. И получали вот такие вот электронные свидетельства, абсолютно неопровержимые, свидетельства нарушений, иногда чрезвычайно наглых, иногда абсолютно каких-то невыносимо демонстративных, на избирательных участках. Я сам разговаривал с такими людьми 2 недели тому назад, собственно, в то воскресенье, когда происходило голосование. Я разговаривал с наблюдателями, которые показывали мне такие видео, которые показывали мне фотографии. Все они, за редчайшим исключением, были обречены, потому что все это не работает, если у вас нет заверенной копии протокола, которая в результате отличается от той, которая дальше идет наверх, и принимается во внимание при подсчете голосов на территориальном, региональном и так далее, уровне. По существу, единственная форма нарушения, которая учитывается сегодня, которую можно зарегистрировать и которую можно отсудить, это различие в цифрах в протоколах. И то, это бесконечно нарушается. Защита от этого для тех, кто, собственно, голоса ворует, чрезвычайно простая: не выдавать заверенные протоколы на руки. И таких случаев, собственно, и были тысячи. Когда люди что-то фотографировали, когда люди что-то снимали, а потом им говорили: «Снял? Ну, и засунь себе это куда-нибудь, эту свою съемку. Потому что протокола мы тебе не дадим, а со съемкой идти тебе некуда». И человек шел в суд и говорил: «Я видел своими глазами. Я видел это нарушение. Я видел, как перекладывали бюллетени. Я видел, как из урны вываливались пачки, заранее туда засунутые. Я видел урны, в которых эти пачки лежали до начала голосования. Я видел, как подчищали пометки на бюллетенях. Я видел, как заменяли одни бюллетени другими. Я видел это своими глазами. Я снял это. Вот кадры, вот фотографии, вот видео». А ему говорили: «А где ваш протокол? А где протокол заверенный, который вам выдали? Ах, вам его не выдали? Вы не смогли его получить? Вы, может быть, забыли?» А для того, чтобы получить его, необходимо содействие, как много раз мы убеждались, по существу, всех людей, которые присутствуют на этом избирательном участке. |