Экономика: Россия и мир.

С одной стороны, мировой экономический кризис вошел в решающую фазу переформатирования мирохозяйственных связей. Мировые лидеры, обладающие монополией на эмиссию мировых денег (США, Соединенное Королевство, Евросоюз и Япония — назовем их «союзники»), любой ценой пытаются сохранить доминирование, на которое на новой длинной волне экономического развития претендует Китай с группой новых «азиатских тигров». Решающее значение в этой схватке будет иметь опережающее освоение производств нового технологического уклада, составляющего материальную основу очередного длинного цикла Кондратьева. Хотя «союзники» и обладают сегодня научно-техническим и военно-политическим превосходством, это преимущество стремительно сокращается, масштаб накопленных ими внутренних долговых обязательств серьезно отягощает дальнейшее развитие. Они стремятся облегчить это бремя, перекладывая его на внешних кредиторов. Как показала история с Кипром — с последующим возможным отказом от исполнения своих обязательств и присвоением плохо защищенных активов.

С другой стороны, Россия в этой борьбе рискует в очередной раз сыграть роль разменной карты. После катастрофы 1917 года «союзники» присвоили и капитализировали значительную часть российского национального богатства. А спровоцированная ими Вторая мировая война, стоившая нам колоссальных жертв, позволила США совершить технологический скачок и стать кредитором всего мира. Наконец, одним из факторов успешного роста «союзников» в течение полутора десятилетий стал распад СССР и мировой социалистической системы, давший им приток значительных интеллектуальных и сырьевых ресурсов. Продолжающийся до сих пор колоссальный вывоз капитала, достигший в прошлом году сотни миллиардов долларов, обескровливает российскую экономику и блокирует возможности ее развития. Источником вывезенных из России капиталов является в основном амортизация основных фондов, природная рента и недоплаченный труд, а следствием вывоза — расстройство воспроизводства и деиндустриализация экономики.

Дальше такое продолжаться не может. Либо вывоз капитала сменится его накоплением внутри страны, что даст основание для модернизации и развития экономики, либо Россию ждет необратимая колонизация с закреплением на сырьевой периферии мирового хозяйства. Следствием второго сценария станет существенное ухудшение положения российской властвующей элиты как по причине роста социального напряжения из-за падения уровня жизни населения, так и в результате экспроприации значительной части накопленных в офшорах капиталов. Условия для этого последовательно готовят «союзники», устанавливая фильтры между офшорами и остальной мировой финансовой системой. Глобальная система мониторинга финансовых транзакций и жесткие правила пресечения сомнительных операций дадут возможность блокировать накопленные в офшорах капиталы на любой срок, а закон США о налогообложении иностранных счетов позволяет принудительно изъять 30% любых денежных переводов неблагонадежных банков. Такие же меры по налогообложению крупных вкладов обсуждаются на Кипре, что можно расценить как начальный этап контрибуции, накладываемой «союзниками» на жертвы ведущейся ими финансовой войны за сохранение доминирующего положения в мире. Как показывает мировой опыт, экспроприация награбленного — излюбленный прием «союзников» как в прошлом (включая царское золото), так и в настоящем (включая накопления вчерашних арабских друзей).
Своими именами

Очевидно, что в нынешних условиях модернизация и успешное развитие российской экономики возможны только когда государство и бизнес действуют сообща. Именно для этого задумывалось частно-государственное партнерство. Но государство часто вырождается в симбиоз коррумпированной части бюрократии и привилегированных монополий, душащий конкуренцию и развращающий властвующую элиту, отклонения от нормы которой простираются от офшорной аристократии до кущевского бандитизма. Рассуждения околовластного экспертного сообщества о плохом инвестиционном климате в этой ситуации выглядят как жалкое оправдание разложения правящего класса и беспомощное морализаторство. Едва ли российские офшорные миллиардеры могут найти более привлекательный инвестиционный климат, чем в России, где их защищают прикормленные чиновники и судьи, сквозь пальцы смотря на уклонение от налогов, нарушение трудового и экологического законодательства.

024_expert_17_2.jpg Иллюстрация: Игорь Шапошников
Иллюстрация: Игорь Шапошников

Пора наконец назвать вещи своими именами. Миллиардеры бегут в офшоры, часто заодно отказываясь и от гражданства, не от плохого инвестиционного климата, а от собственного государства. Инвестиционный климат действительно ужасен, но не для них, а для среднего бизнеса. И не столько из-за налогов, которые не выше, чем в других ведущих странах мира, сколько из-за коррупции, завышенных тарифов, недоступности кредитов. Все вместе это во многом является результатом сращивания коррумпированной части чиновников и монополистов. Для преодоления его последствий нужен общественный договор между государством и бизнесом, в рамках которого можно было бы создать прозрачное частно-государственное партнерство, основанное на взаимной ответственности в интересах экономического развития страны.

Такой договор может иметь форму закона, декларации или просто неформальных «джентльменских соглашений» — это обычная практика консолидации властвующей элиты в общенациональных интересах. Достаточно вспомнить разделение купеческого сословия на гильдии в царской России, длительное время поддерживавшее частно-государственное партнерство по принципу социальной ответственности бизнеса пропорционально величине капитала. Или сформированные в Первую мировую специальные комитеты, через которые крупный промышленный капитал обеспечивал государственные нужды в производстве военной техники и оружия по минимальным ценам.

Как показывает мировой опыт, тесное сотрудничество государства и бизнеса — необходимое и важное условие успешного развития страны. Наиболее яркий пример такого сотрудничества — Japan Incorporated, модель частно-государственного стратегического управления развитием страны, обеспечившая японское экономическое чудо. Аналогичная модель обеспечила появление корейского экономического чуда. Быстрому восстановлению экономики Германии поспособствовала модель социально ориентированной рыночной экономики — государство и бизнес совместно планировали масштабы и направления кредитования производства, ценовые ориентиры, уровни заработной платы и налогов. В развитии французской экономики ключевую роль играла модель стратегического планирования. Да и англосаксонская модель развития начиналась с королевских частно-государственных торговых компаний, обеспечивших Великобритании освоение ее гигантских заморских колоний.

В современной России сложилась компрадорская модель капитализма, когда значительная часть национальной буржуазии и чиновничества использует получаемые в стране доходы для обустройства и накопления капитала за рубежом. Попытки государства изменить ее посредством мотивации бизнеса пока безуспешны. Достаточно вспомнить знаменитое предупреждение президента Владимира Путина в адрес крупного бизнеса: «Захлебнетесь пыль глотать, бегая по судам, чтобы их [счета] разблокировать». Во время глобального кризиса для спасения крупных банков государство предоставило более 2 трлн рублей кредитов с условием, что они будут доведены до реального сектора. Но большую часть средств банки направили на валютные спекуляции против рубля, заработав на его обрушении сотни миллиардов. При этом производство машиностроения упало почти на 40%, промышленное производство — на 13%, а ВВП — на 10% (намного больше по сравнению с другими странами).

Частно-государственное партнерство может работать только на условиях взаимного доверия. При этом государство должно определять целевые задачи и условия экономического развития, а бизнес — участвовать в их постановке и брать ответственность за реализацию. У нас же, наоборот, зачастую бизнес ставит задачи, а государственные чиновники выполняют их. Речь идет не только о бессмысленных с точки зрения государственных интересов приватизационных сделках, но и о псевдоинвестиционных проектах, о сомнительных таможенных и налоговых режимах, которые лоббируются заинтересованными коммерческими структурами исходя из своих частных интересов за счет общественных.

Разумеется, частно-государственное партнерство не может не быть дорогой с двусторонним движением. Бизнес должен иметь возможность участвовать в формировании планов экономического развития страны и регионов, в том числе выражать свои интересы. Это интерактивный процесс, в котором поставленные государством целевые задачи корректируются исходя из интересов бизнеса, а эти интересы учитываются при формировании планов экономического развития. Общим знаменателем согласования интересов должны быть цели социально-экономического развития, определяемые на основе конституционного принципа социального государства.

Примером такого подхода может служить первый стратегический план долгосрочного развития российской экономики — прототип знаменитого ГОЭЛРО, который был разработан и предложен частными промышленниками в 1914 году. Японское, корейское, тайваньское экономическое чудо, так же как и европейские стратегии, основываются на ответственном отношении государства и бизнеса к своим взаимным обязательствам по развитию страны. Эти взаимоотношения могут регламентироваться законами (в том числе рассматриваемым сейчас законопроектом «О государственном стратегическом планировании») или договорами социального партнерства.
Параметры партнерства

В нынешних условиях общественный договор между государством и бизнесом мог бы включать в себя следующие взаимные обязательства с учетом санкций за невыполнение.

Рынок капитала. Со стороны государства — проведение единоразовой налоговой амнистии по возвращаемым из офшоров капиталам, переход к гибкой политике денежного предложения, основанной на долгосрочном рефинансировании коммерческих банков и обеспечивающей производственным предприятиям доступные долгосрочные кредиты по приемлемым ставкам процента.

Со стороны бизнеса — возврат капиталов из офшоров и переход на внутренние источники кредитования, прекращение вывоза капитала в целях ухода от налогообложения и перевода собственности в иностранную юрисдикцию.

Эти встречные обязательства взаимосвязаны, так как создание внутренних источников долгосрочного кредита требует соответствующего залогового обеспечения, которое должно находиться в российской юрисдикции. Сегодня совокупная залоговая масса на российском рынке оценивается в 3 трлн рублей, тогда как только на замещение иностранных кредитов внутренними нужно впятеро больше. Поэтому пока собственность не вернется в российскую юрисдикцию, требования бизнеса о создании механизмов долгосрочного доступного кредита останутся благими пожеланиями.

Инвестиционный климат в России действительно ужасен, но не для офшорных миллиардеров, которые и вывозят львиную долю капитала, а для среднего бизнеса

В правовое обеспечение соглашения может входить исключение из ломбардного списка ЦБ бумаг нерезидентов, введение норм, обеспечивающих раскрытие конечных бенефициаров по операциям на финансовых рынках, а также ограничивающих права офшорных компаний на доступ к природным ресурсам, владение крупными объектами недвижимости, системообразующими и стратегически значимыми предприятиями, введение налога на вывоз капитала, подписание соглашений об обмене налоговой информацией с офшорными юрисдикциями и с государствами G20.

Налоговая сфера. Со стороны государства — снижение (отмена) НДС, введение современных норм амортизации оборудования, освобождение от налогообложения расходов на НИОКР.

Со стороны бизнеса — прекращение использования фиктивных операций и механизмов трансфертного ценообразования в целях увода прибыли от налогообложения за пределы российской юрисдикции.

Правовое обеспечение этого соглашения может включать в себя налогообложение авансовых платежей по импортным операциям, дополнительное резервирование средств и приостановку сомнительных платежных операций коммерческими банками под контролем ЦБ.

Ценообразование и антимонопольная политика. Со стороны государства — прекращение опережающего роста регулируемых тарифов, обеспечение свободного доступа к услугам естественных монополий на рыночных условиях, создание условий для развития биржевой и электронной торговли, декриминализация товаропроводящих сетей.

Со стороны бизнеса — обеспечение прозрачности процессов ценообразования, прекращение злоупотреблений монопольным положением и соблюдение принципов добросовестной конкуренции.

Правовое обеспечение этого соглашения могло бы включать в себя создание механизмов внешнего контроля за формированием тарифов на услуги естественных монополий со стороны потребителей их услуг, проведение тарифных съездов, включение в советы директоров инфраструктурных монополий уполномоченных представителей объединений потребителей их услуг.

Внешняя торговля. Со стороны государства — применение современных норм таможенного администрирования в режиме «единого окна», предоставление добросовестным участникам статуса экономического оператора.

Со стороны бизнеса — прекращение применения схем серого импорта.

Правовое обеспечение этого соглашения могло бы включать в себя использование профилей риска в качестве основы для действий по таможенному досмотру, развертывание Интегрированной информационной системы внешней и взаимной торговли (ИИСВВТ) в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства.
В интересах развития

Если государство и бизнес выполнят взаимные обязательства по указанным направлениям, деловой климат смягчится: станут доступны долгосрочные кредиты, снизится налог на производство, улучшатся ценовые пропорции.

Для этого можно сначала предложить широкое обсуждение соглашений с наиболее представительными деловыми кругами. Модератором могло бы стать Агентство стратегических инициатив, продвинувшееся в разработке «дорожных карт» улучшения условий ведения бизнеса. В результате обсуждений не только появятся проекты нормативных актов, но и выработается необходимое для успешного частно-государственного партнерства взаимное доверие, что позволит консолидировать властвующую элиту в интересах развития страны и обеспечить быстрый подъем экономики на основе внутренних источников роста.

Кризис 2008 – что это было?

Причин кризиса много, но я выделил три, на которые, считаю, надо реагировать, которые надо принимать во внимание при выработке стратегии. Во-первых, страны топливно-сырьевой специализации (может, нам это не очень нравится, но мы относимся к ним) оказались крайне чувствительны к внешним шокам. Второе: ясно, что при их чувствительности к внешним шокам, нужно уделять самое серьезное внимание созданию механизмов, которые смягчали бы последствия этих шоков. Механизмов этих много, это и накопление валютных резервов, но есть и другие. Третье: да, мы используем в качестве такого механизма крупные валютные резервы, они в августе 2008 года превышали $600 млрд, но, с моей точки зрения, кризис показал, что одного этого механизма недостаточно, более того, он оказался очень дорогостоящим.

Внутренние причины кризиса. Вообще, у нас кризис был инициирован, конечно, внешними причинами. Не было перегрева экономики, как считают многие исследователи. Экономика развивалась быстро и хорошо. Еще в начале 2008 года Алексей Кудрин говорил о том, что Россия может стать тихой гаванью, когда во всем мире уже шел кризис. Я говорю об этом не для того, чтобы поехидничать, на самом деле, в начале 2008 года ничто не предвещало у нас развития этого кризиса. У нас продолжался очень динамичный экономический рост до осени, все шло достаточно хорошо, пока не начался мощный отток капитала с нашего фондового рынка. Он начался не потому что перегрев был на этом рынке, а потому что кризис, инициированный обвалом ценных бумаг, основанных на ипотеке в США, привел к тому, что их банки во всех крупных странах оказались в очень тяжелой ситуации. А на нашем фондовом рынке, по имеющимся оценкам, более 60% держателей акций – российские нерезиденты, в том числе и крупные банки, инвестиционные компании. И отток капиталов из страны начался из-за того, что им понадобились средства, чтобы закрывать дыры в своих балансах. Но нам от этого было не легче.

Дальше началось стремительное снижение курса рубля, а это тут же поставило в труднейшее положение нашу банковскую систему, целый ряд наших крупнейших корпораций, которые в хорошие периоды очень активно занимали деньги и в качестве гарантий использовали акции. Акции стали обесцениваться, залоги оказались недостаточными, по условиям договоров нужно было гасить эти долги, что в условиях падения курса рубля становилось невыносимо дорого. Поэтому мгновенно оказалась в тяжелейшей ситуации банковская система, целый ряд крупнейших корпораций. Импульс извне, связанный с казалось бы совсем не относящимся к нам вещами, такими как американская ипотека, вызвал такой масштабный кризис.

Почему останавливается экономический рост?

Все 2000-е годы развитие экономики в России базировалось на двух факторах. Первый – загрузка свободных мощностей, второй – очень хороший спрос на наши экспортные товары, в первую очередь, нефть, газ, металлы. Интересно, что все 2000-е годы рост был обусловлен растущими ценами и растущим спросом, а в три года перед кризисом происходили очень важные вещи.

Относительная роль внутренних факторов роста стала возрастать. Очень быстро развивались инвестиции, в 2006-2008 года был 20%-ный рост. Все макроэкономические показатели были очень хорошими.

Однако, мощности можно использовать не больше, чем на ту величину, которую они представляют, и по мере того, как они используются, этот фактор роста исчезает. Сейчас этот фактор, в значительной степени, исчерпан.

Темпы роста стали очень вялыми. Плюс ко всему, из-за того, что период активного инвестирования был очень небольшим, а 90-е годы вообще были "пропавшими" с этой точки зрения, мы сейчас сталкиваемся с проблемой значительного износа производственного аппарата. Кое-что было создано нового, современного, но, в целом, износ производственного аппарата очень высокий. Это те долги, которые нужно было погашать. По некоторым исследованиям, необходимо тратить 2% ВВП в год на то, чтобы замещать те мощности, которые выпадают из-за изношенности. То есть, рост ВВП на 2% в год – это не рост, а поддержание на существующем уровне.

Есть огромная проблема, связанная с неоднородностью нашей экономики, как в социальном отношении – это и дифференциация доходов и многое другое, но помимо социальных проблем, это создает и серьезные экономические проблемы. К сожалению, наша экономика становится все более неоднородной, анализ показывает, что происходит такое "стягивание" населения, экономического потенциала с севера и востока на запад, в основном в два центра вокруг Санкт-Петербурга и Москвы. Идет постоянная потеря потенциала, который не удается восстановить, хотя удалось замедлить на Дальнем Востоке. Тем не менее, этот дисбаланс становится все более неоднородным и в некотором смысле все более уродливым.

Два подхода к решению задач

Первый – совершенно условно я назвал его "российский мэйнстрим". Это довольно крупное течение экономистов, которые обращают внимание на серьезные вещи. Они считают, что, прежде всего, негативное влияние на нашу экономику оказывает несовершенство рыночных механизмов. Есть большие деформации в политической системе, и основная задача, на которой следует сосредоточить все усилия, заключается в том, чтобы снять эти деформации за счет структурных реформ в самых разных областях, начиная от реформы правовой системы, судебной системы, системы правоприменения и других. С точки зрения сторонников этой теории, главным лекарством является конкуренция, то есть необходимо создавать конкурентные условия, бороться с монополистами. Что касается государства, то государство с позиции сторонников этого подхода является одной из главных бед, это институт, который очень деформирован, поэтому критики государства очень много, и, с моей точки зрения, большая часть ее обоснована. Следовательно, основные функции государства должны быть сведены к нормотворчеству, судопроизводству, правоприменению, проведению антимонопольной политики, макроэкономической политики, денежно-кредитной, фискальной, очень ограниченной социальной (потому что они считают, что мы живем не по средствам, слишком много денег выделяем на социальные программы), а также региональной политики.

Но есть альтернативная модель – я активный ее сторонник, и большинство моих коллег из РАН разделяют эту точку зрения. Мы не отрицаем необходимости структурных реформ.

Дисбалансы в экономике, конечно, нужно устранять, но мы убеждены, что комплекс стоящих перед Россией задач не может быть решен без активного участия государства. Роль государства – не в подрыве рыночного механизма, а в его корректировке в тех случаях, когда общество не вполне согласно с результатами функционирования этого механизма.

В чем "камень преткновения"?

Представители "мэйнстрима" говорят, что модернизация экономики – это модернизация институтов. Вот будут хорошие и правильные рыночные институты, и все само по себе встанет на свое место.

К вопросу о роли государства в стимулировании совокупного спроса. Негативное отношение складывается, потому что нет смысла стимулировать спрос, когда нет свободных мощностей, когда экономика использует практически весь аппарат, который имеется. По стандартным меркам, у нас сейчас нет безработицы – она на уровне 3-5% по официальным данным, это фактически уровень полной занятости. В этом отношений мы очень сильно отличаемся от Европы, от США, хотя более тонкий анализ показывает, что ситуация очень неоднородная. За этими цифрами скрывается немало проблем, но в общем макроэкономическом плане все неплохо.

Упор следует делать на то, что в экономической теории называется мерами по стимулированию предложения, производства. В этих рамках они уверены, что нужно опять-таки модернизировать институты и привлекать иностранные инвестиции. Представители этого направления полагают, что нам надо умерить свои амбиции в сферах образования и науки, а в плане технического прогресса упор делать на заимствование технологий. Они делают упор на содержании очень крупных резервов, потому что считают, что для подушки безопасности нужен очень крупный резерв в экономике. Они говорят, что не надо ставить задач по очень высоким темпам экономического роста, что 3-4% – это максимум, на что наша экономика может рассчитывать в перспективе.

В чем отличия моего подхода по этим вопросам. По вопросам экономического роста и модернизации я уже говорил, что мы не отрицаем необходимость совершенствования институтов, проведения реформ там, где они назрели, таких направлений довольно много. Понятно, что состояние с нашей судебной системой, с правоприменением не содействует нормальному экономическому развитию, их надо проводить, но этого недостаточно для того, чтобы превратить российскую экономику в современную, ради чего и затевается процесс модернизации. Заимствование технологий абсолютно необходимо и нет в этом ничего постыдного. И привлечение иностранного капитала необходимо, ничего здесь плохого нет. Важно при всем при этом не останавливать работ по развитию собственного научно-инновационного потенциала. Россия – одна из немногих стран мира, которая в состоянии вести исследования практически по всем направлениям, и делает это, в том числе и силами РАН. Разрушить это можно очень легко, а чтобы воссоздать систему, как показывает опыт, например, Германии, нужны многие десятилетия. Даже если можно согласиться с тем, что наша наука "вылезла" из нашей экономики, а я думаю, что согласиться с этим нельзя, то даже при этом предположении совершенно очевидно, что значительно дешевле немного профинансировать сегодня то, что ты сегодня не сможешь использовать, но сможешь очень эффективно использовать завтра, чем позволить такой системе вообще деградировать, и попасть в совершенно другую категорию стран.

Модернизация и экономический рост должны идти рука об руку. В этих условиях рост в 3-4% не может отвечать задачам модернизации. Это может быть в какие-то периоды, но согласиться на долгосрочную перспективу с этим ростом мы не можем. Сам рост является очень важным фактором с точки зрения инновационной активности, потому что когда экономика быстро развивается, то в нее с удовольствием инвестируют, потому что понимают, что раз она быстро развивается, значит, растет спрос и есть перспективы того, что вы создаете при помощи инвестиций. Это одновременно и цель и средства, в наших условиях.

Государство должно принимать меры по совершенствованию инновационного и инвестиционного климата, нужно активно инвестировать в российскую науку, в технологии, в инфраструктуру. Во время кризиса проявилась очень любопытная вещь. Тогда стала падать цена на нефть и это сыграло совершенно жуткую роль (наши топливные и энергетические компании стали сворачивать свои инвестиционные программы, и по цепочке "полетели" все взаимосвязанные с ними отрасли – это крайне дорого обошлось), тогда обсуждался вопрос, чтобы государству платить за то, чтобы эти компании продолжали производить. Но оказалось, что даже если бы они стали производить, не было покупателя. Вывод можно сделать такой. Несмотря на все наши усилия, мы будем еще очень долго зависеть от развития этого сектора, и важным средством, смягчающим такие внешние шоки, могло бы стать создание инфраструктуры, что позволяло бы создавать запасы. Таким образом, в период негативной конъюнктуры, государство закупает соответствующую продукцию, поддерживает спрос, и все, что с ним в экономике связано (нужны, например, хранилища нефти и т.д.).

Необязательно, да и не очень эффективно накапливать чрезмерные резервы, которые по сути являются финансированием чужой экономики.

Конечно, государственные инвестиции зачастую вытесняют инвестиции частные, есть даже термин "Crowding out effect"– эффект вытеснения, такой эффект бывает. Но есть и другой, который называется "Crowding in" – привлечение. Когда вы меняете инфраструктуру, тогда меняется ситуация и для частного сектора, под эту инфраструктуру появляются инвестиции, создаются предприятия. Нам предстоит, и это очень важно, овладеть вот этим эффектом для того, чтобы создавать инфраструктуру, улучшать ситуацию.

Приватизация: кому нужна "распродажа родины" и как обойтись без нее?

Еще один важный пункт, по которому идут дискуссии, это вопрос приватизации. Несколько лет назад объявили крупную программу приватизации. Там есть несколько аргументов, и не всегда понятно, какой рассматривается в качестве основного. Говорят, например, о том, что это необходимо для поддержания бюджета, хотя ситуация с бюджетом, во всяком случае, пока по европейским меркам просто превосходная. В первом квартале есть небольшой минус, около 0,7% ВВП – это никогда в жизни не считалось чем-то серьезным. Но ведь есть и другой вопрос: хорошо, продали вы сегодня акции "Роснефти", закрыли дырку в бюджете, завтра продали тоже, а послезавтра уже и акций нет, а дырка есть. Конечно, можно использовать деньги от приватизации для бюджетных расходов, но не тех, которые являются постоянными, в противном случае – это лишь глоток воздуха на определенное время, и все.

Второй аргумент, к которому часто склоняются, заключается в том, что "это важно, потому что государство не может быть хорошим собственником". Причина в том, что есть конфликт интересов: как собственник оно должно стремиться к достижению коммерческих критериев, к получению прибыли, а как орган исполнительной власти, как регулятор оно должно исходить из интересов всей экономики, из социальных интересов. В результате очень часто получается, что для предприятий с госучастием создают льготные условия и это деформирует конкурентную среду. Их нагружают разного рода социальными обременениями, содержанием спортивных клубов и т.д., потом появляются разные отчисления в пользу "Сколково", много можно перечислять. Но во всех случаях присутствует деформация конкурентной среды. И для того, чтобы эту деформацию устранить, нужно якобы максимально избавиться от госсобственности, оставив у себя только то, что обусловлено стратегическими интересами. Всем остальным должен управлять частный сектор.

Но недавно было завершено большое исследование по опыту приватизации в самых разных странах. И по оценкам, которые даются, результат получится очень простой – никакого однозначного результата между приватизацией и повышением эффективности экономики нет!

Есть случаи, когда было позитивное изменение, есть негативные примеры и нельзя сказать, чтобы был серьезный перевес. С моей точки зрения, нужно эту проблему конфликта интересов исполнительной власти, как регулятора и собственника, решать иным путем. Нужно разделить понятия "государство как регулятор" и "государство как собственник". Это может показаться странным, но мы же привыкли к тому, что разделено правительство и Центробанк, хотя и то и другое – государство, но ЦБ является денежной властью, а правительство отвечает за другую группу вопросов.

Идея заключается в том, чтобы создать механизм управления в абсолютно коммерческом режиме государственной собственностью, когда исполнительная власть не могла бы непосредственно вмешиваться в сам процесс управления, а правительство сохраняло бы у себя в руках все рычаги воздействия на экономику. В каких-то случаях необходимо просто сохранение государственных предприятий под эгидой исполнительной власти, там где признается, что их функции существенно шире рыночных, коммерческих.

А в каких-то случаях приватизация может быть эффективной. Здесь должна быть полная ясность. Мы должны понимать, что когда мы что-то продали, то просто поменяли один актив на другой, а государства в экономике от этого меньше не стало. Если мы продали акции Роснефти, то вместо акций у государства появились деньги, и нужно знать, что с ними делать. Можно их тратить не на текущие нужды, а делать то, что я называю "револьверными инвестициями". Суть заключается в том, что когда, например, государство строит какой-то объект, доводит его до коммерчески привлекательного состояния, продает его, а вырученные деньги тратит на строительство следующего объекта, и т.д. Последовательность действий такого рода может быть вполне эффективной.

Появляется следующий вопрос: где ресурсы? У нас есть еще очень большие ресурсы, например, избыточные валютные резервы. Что это такое? Это те резервы, которые превышают потребность в регулировании валютного рынка. Кроме этого, есть средства Резервного фонда и Фонда народного благосостояния. В течение полугода с осени 2008 по весну 2009 потратили $200 млрд – это была плата за кризис, за поддержание курса, за спасение банковской системы. Это фантастическая сумма – для примера можно сказать, учитывая, что в тот момент цена барреля нефти составляла $40 – эта сумма равна добытой нефти в стране за полтора года. При всем при этом, осталось еще $400 млрд, то есть $600 млрд – это была явно избыточная сумма. Задача состоит в том, чтобы корректно их использовать. Для этого нужно создать соответствующие институты, например, тот же Внешэкономбанк, наделить его соответствующим капиталом и создать механизм предоставления на коммерческой основе долгосрочных валютных кредитных линий и контролировать их для тех самых заимствований, которые на самом деле нужны для модернизационных проектов корпораций, предприятий, связанных с импортом технологий, оборудования и т.д. При таком механизме никаких инфляционных угроз для экономики не возникает, потому что будет увеличиваться количество товаров при прежней валютной массе, при этом решаются и задачи модернизации.