Затопленный Крымск

А реальные нужды людей совершенно другие — вода, еда, электричество, нормальная система оповещения в случае чрезвычайной ситуации. Я видела, как люди, потерявшие всё, боялись, что, если с ними что-то произойдет, их детей заберут в детдом и они будут там жить в кошмарных условиях. Это история о том, что вопли с митингов не имеют отношения к реальности — не про людей и не для людей. Какой смысл на каждом митинге говорить одно и то же и ничего не делать! В Крымске не было места для политики, у всех, с кем я там находилась, не было идеологических шор, мы работали вместе с Робертом Шлегелем (депутат ГД от «Единой России». — «МК»), в нашем лагере были «нашисты», и мне все равно, что они делали до Крымска и что будут делать после, но за период совместной работы я не могу сказать о них ни единого плохого слова. Мы договорились, что никто не будет агитировать. Даже если на гумпомощь были приклеены наклейки «ЕР», их отдирали, причем сами же ребята из «Наших».

— Каким вы оставили Крымск?

— Изначально, когда мы только приехали, было ощущение что мы попали в город-призрак - везде разруха, огромное количество свежих могил, похорон, трупов животных. Сейчас он по-прежнему разрушен, но уже похож на живой город, который восстанавливается силами большого количества людей. Хотя, если отъехать от Крымска, например, к Нижней Баканке, там ситуация гораздо хуже.

— Что вы собираетесь делать для пострадавших теперь?

— Из Крымска сейчас рапортуют, что все работы проведены нормально и город почти восстановлен. Я вчера оттуда прилетела. Какие восстановительные работы, когда половины домов просто нет? Не везде есть вода и электричество. Поэтому мы решили не действовать как власть, не просто завершить основную работу и уехать, а довести дело до конца. Мы запустили проект адресной помощи населению. Город разделили на зоны, в каждой из которых есть свой ответственный волонтер. Он ходит по домам и фиксирует то, что нужно в конкретном месте. Мы заносим это в базу, и если кто-то хочет помочь конкретному человеку, то он просто собирает коробку со всем необходимым, которая доставляется на место, и наши волонтеры отвозят ее по адресу. Причем они должны представить вам фотографию или видеозапись того, что помощь дошла до адресата. Сейчас мы делаем колл-центр для этого проекта, на который могут обратиться как волонтеры, так и сами пострадавшие. Его телефон 8-800-333-17-10.

— Официальная версия о том, что большая часть восстановительных работ в Крымске завершена, не соответствует действительности?

— Перед отъездом в Москву я ходила по адресам и собирала заявки на гуманитарную помощь. Привезла в диспетчерский пункт 150 штук и думала, что это последние, но оказалось что их там еще 365. Это заявки от людей, которые вообще ничего не получили - они просят воду, еду, раскладушки...А согласно официальной пропаганде, все хорошо и приходится убеждать волонтеров, что надо приехать, показывать фотографии, которые отражают реальную ситуацию.

— Насколько эффективно сейчас работает система устранения последствий чрезвычайных ситуаций и взаимодействия власти с волонтерами?

— В Германии существует фонд волонтеров — специально обученные люди, которые знают специфику работ в случае ЧС. У нас же ситуация совершенно иная. Мы не знали, как грамотно разгребать завалы, как вылавливать трупы животных из воды, чтобы обезопасить себя от инфекций... Нужно, чтобы была организована нормальная работа психологов, как для пострадавших, так и для самих волонтеров. У нас одна девушка-волонтер сошла с ума, не выдержав тяжести работы и эмоционального напряжения. Многие пострадавшие не могут оправиться от шока, для детей, которые пережили наводнение, серьезной психологической проблемой стала боязнь воды...

— Многие говорят, что Крымск стал моментом истины для оппозиции...

— После Крымска слова «оппозиция» для меня не существует. О какой оппозиции может идти речь, если из людей, считающих себя лидерами, в Крымск приехал один Илья Пономарев, и то только в первый день, хотя очевидно, что приезд лидеров привлек бы большое количество новых добровольцев! Основная проблема власти в обилии слов и ничегонеделании, но оппозиция ведет себя так же. А что касается обвинения в пиаре на крови, они могут исходить только от людей, которые там не были, поскольку, те, кто видели ситуацию своими глазами, убеждались, что ни о каком пиаре речи не идет. Мне кажется, у людей, которые были в Крымске (а многие из них, как и я выходили на протестные митинги), произошло изменение в сознании. Мы поняли, что не нужно больше ничего разрушать, и так уже все разрушено, пришло время созидания.

Между тем, политические страсти вокруг наводнения продолжают бурлить. Лидеры протеста, едва успевающие отбиваться от обвинений в бездействии по отношению к задержанным за беспорядки на Болотной, пока не комментируют свое отсутствие на Кубани. А волонтеры, принимавшие участие в протестных митингах, слышат в свой адрес обвинения в том, что их эффективная работа по устранению последствий наводнения подняла рейтинг неугодной партии власти. Чего-чего, а пиара оппозиционеры на развалинах Крымска точно не получили, зато самоорганизовавшийся лагерь добровольцев, которые в отличии от участников «оккупая», не занимаются лишь вытаптыванием газонов и поглощением бутербродов, может перерасти в политическое и, главное, конструктивное движение.