Эпоха правления Сталина

В Лотошинском районе Подмосковья, который целиком был оккупирован и изничтожен за время оккупации, я встретился с ветераном из села Ошейкино, бывшим колхозным бухгалтером Нечипоренко Григорием Максимовичем. Его седые, но лихо закрученные усы, его лукавый взгляд с прищуром и говор с неискоренимым украинским акцентом выдавали сразу потомка казака и земляка Гоголя. Он родился в Полтавской области, служил до войны в Эстонии, там же встретил войну. «Недолго я воевал – 40 дней всего. Получил тяжелое ранение, и начались гос­питаля: Ленинград, Ульяновск, Казань. Был признан негодным к строевой службе и отправлен в Ворошиловград. Стал служить как грамотный и сообразительный казначеем части. А тут – Харьковский «котел». При отступлении попал в плен, оглушенный во время бомбежки. Соскочил с телеги от сейфа без скатки и вещмешка и начал налегке свои тяжелые скитания: Новошахтинск (лагерь в степи за «колючкой»). Первый раз решили покормить: дали на 6 человек котелок семечек, а они все – прогорклые».
Григорий Максимович – полный ровесник Великого Октября, он родился 7 ноября 1917 года, но помнит в свои 92 года все, до мельчайших подробностей. И то, как потом в лагере Каменец-Подольска их заставили копать огромный ров, как пришло 5 вагонов с евреями, многие были с детьми на руках. Расстреливали из пулеметов и сбрасывали в ров, многих – просто ранеными. «Мы стоим и плачем! А нашего брата заставили шевелящуюся массу засыпать…».
Дальше – Польша, потом в Германию отправили, на уборку картошки, к хозяевам по 20 человек. После сельхозработ погрузили на пароход и – в Норвегию. И что, по Хотиненко, Сталин дол­жен был лично эти мытарства отслеживать, не забывая о фронте от 4000 до 6000 км? Нечипоренко запомнил, как пошел собрать ноябрьскую рябину, приблизился к дому, а там пара норвежская на балконе стояла. Сбросила ему пакет с продуктами. «Почему-то в этот раз конвой ничего не проверял. В бараке говорю двум друзьям: «Ну, давайте отметим – мне сегодня 25 лет». Как будто знала норвежская пара… До Сталинграда нас, пленных, топтали, а только Паулюс в плен сдался – как миленькие стали! Перебросили на самый север Норвегии, и уж до конца... Приезжал к нам вербовщик из Русской освободительной армии Власова – очень мало кто записался. Помню, 7 мая 45-го сами охранники сказали: «Гитлер капут, и вам – капут». Смотрим, пулеметы на вышках. Решили выбивать окна и матрасы на проволоку кидать, если что. Может, кто и вырвется, спасется, белые ночи стоят – все видно, как днем. Но просыпаемся утром – на вышках никого, собаки не лают, ворота открыты.
Оказывается, австриец из охраны взял приказ об уничтожении лагеря и отнес в норвежскую полицию. Та сама разоружила и сняла все посты, понимая, к чему дело идет».
В северном порту Нарвик высадились союзники, пленные впервые попробовали вино, консервы. «Приехал наш дипломат Караваев, стал опрашивать, кто куда желает ехать. Вход был в помещение один, а выхода два: домой и на Запад. Большинство, конечно, домой. Поезд пошел через всю Норвегию, коммунисты нас тепло встречали. В Финляндии на корабль – и в Выборг. Там уже автоматчики, вагоны – на засовы. Потом Ленинград и снова в поезд. Приезжаем в город Муром. И тут… не знаю прямо, рассказывать дальше?»
Нечипоренко сделал выразительную паузу, и мы со спутницами моими напряглись.
– Да… Построили в колонну по четыре, подвели к ограде лагеря, а там – виселицы в четыре ряда, табуретки стоят. Меж рядов ходят двое, под Сталина загримированные и под Берию. Командуют с грузинским акцентом: «Встать на табуретки! Веревки надеть!» Ну и пошли охранники табуретки выбивать. А на последнюю четверку, где я стоял, виселиц не хватило – не рассчитали. Нам комендант говорит: «Повезло!» Так и остался жив.
Григорий Максимович прочитал ужас в глазах женщин, увидел мое неприятие с недоверием и добавил: «Придумал я это в 2005 году, когда был в санатории «Истра» накануне 60-летия Победы. Там трое мужиков выпили и начали рассуждать о том, чего не видели, про пленных, лагеря и расстрелы. Я подошел и говорю им, что был в плену, что расскажу, как было. И ввернул эту историю. Еще и Ворошилова с Буденным добавил, которые саблями веревки перерубали, и мертвецы валились снопами. Они обалдели, а я им говорю: «Что, поверили? Вот так вы любой пропаганде и брехне верите!» А ведь на самом-то деле мы стоящего рядом в шеренге порой не знали, кто он, что делал в плену, с какими помыслами вернулся. Четыре месяца проверяли, кого-то выявляли и уводили. А нас, безвинных, отправили по разным местам. Меня на лесозаготовки за Клин, в Максимово. Так и остался в этих краях, как многие. Поженился, работал в колхозе, в подсобном хозяйстве санатория «Архангельское»…