Состояние армии , сегодня.

Московский Комсомолец № 26152 от 1 февраля 2013 г., просмотров: 1879

«Прорывной проект» прорвал дыру в бюджете: расхлебывать заваренную властями кашу будут за наш счет

Владимир Путин недавно вышел с предложением «провести комплексный анализ эффективности бюджетных расходов с участием независимых экспертов». Мысль замечательная, «МК» давно занимается чем-то подобным. Именно с подачи независимых экспертов в нашем распоряжении оказались документы (см. внизу, после данного текста), которые легко позволяют оценить эффективность бюджетных вложений в российский авиапром. И повод для этого есть: авиакомпания «Якутия» отложила начало регулярных перевозок на Sukhoi Superjet 100 (SSJ) из Якутска в Хабаровск. Из-за мороза. В Якутии зимой, оказывается, случаются холода! Перевозчик решил не рисковать и отправил пассажиров резервным «Боинг-737-700». Возникает вопрос: зачем все средства авиапрома 10 лет вбухивались в самолет, который теперь не может летать на наших авиалиниях?

Весь январь информагентства прямо упиваются новостью о том, что некоторые японские и американские авиакомпании приостановили полеты «Дримлайнеров» — новейших «Боингов-787» — из-за участившихся отказов. Дескать, у них с новыми самолетами тоже проблемы! Верно. Но там не стыдятся это признать. А мы?

После конфуза SSJ в Якутии в начале января с ним подряд произошло еще несколько ЧП: 18 января в «Шереметьево» на рейсе Москва — Нижний Новгород ночью после взлета не убралась носовая стойка шасси. 22 января аналогичная ситуация произошла на рейсе Харьков — Москва. И что? Кто-то приостановил полеты? Более того, как утверждает эксперт «МК», «Якутия» тоже отложила полет SSJ-100 вовсе не из-за морозов:

— Борт №95019 им поставили с гарантией эксплуатации при -53, а в день первого вылета было –52, поэтому срыв его связан не с холодом, а с очередным отказом. В кабину летчиков не поступал кислород: баллон заправили, но кислород стравился — клапан не обеспечивал герметичность. Запасного не оказалось. Кроме того, при осмотре обнаружилось подтекание гидросистемы носовой стойки шасси — при пробеге она могла бы сложиться. Поэтому SSJ отправили обратно на завод в Комсомольск-на-Амуре.

А ведь нам обещали, что импортные комплектующие — SSJ состоит из них на 80% — обеспечат ему высокое качество. Где оно? Вот что об этом говорят документы, имеющиеся в распоряжении «МК» (см. сайт «МК»). На совещании у министра промышленности и торговли РФ Дениса Мантурова от 18.06.2012 г. по вопросу «О качестве поставляемых авиакомпаниям самолетов SSJ-100» сказано: «основными проблемными вопросами по результатам 1 года эксплуатации самолетов SSJ-95В являются: неудовлетворительное качество сборки и конструктивно-производственные недостатки; недостатки эксплуатационной документации; неотлаженная система послепродажной поддержки; логистика запчастей; уровень безопасности полетов (последний пункт особенно настораживает. — Авт.)».

Читаем далее: за год эксплуатации SSJ «было выявлено и устранено 1088 неисправностей (из них: 533 были выявлены в полете, 555 обнаружены на земле; ЗАО «ГСС» предъявлено 246 рекламационных актов (ГСС — «Гражданские самолеты Сухого» — создатель SSJ. — Авт.)». Это притом что у SSJ «среднесуточный налет за 12 месяцев 3,87 часа; (для сравнения, А-319 — 10,48 часа)».

Прокомментировать документ прошу известного авиационного специалиста:

— Если самолет только поступил в эксплуатацию, начальная статистика у него в любом случае хуже, чем у машины, которая работает 10–15 лет. Но в случае с SSJ есть основание говорить уже о том, плохо или хорошо он спроектирован. Сегодня коэффициент безопасности SSJ ниже минимально допустимого уровня, принятого в авиакомпании-перевозчике.

— Мне не нравится, что почти половина отказов у SSJ выявлена в полете.

— Правильно. Когда неисправность обнаружена на земле — даже неплохо, значит, хорошо сработали наземные службы. Но когда в полете — в авиации это самое страшное.

— На авиафорумах SSJ обычно сравнивают с его конкурентом — российско-украинским «Ан-148».

— «Ан-148» начал летать раньше SSJ, поэтому сегодня все его показатели намного лучше. И главный критерий оценки: есть ли при эксплуатации прогресс или нет. По «Ан-148» достигнуты просто фантастические показатели! Налет «Ан-148» (для авиакомпании это важнейший показатель, определяющий экономическую ценность самолета) по отдельным месяцам — 400 часов, а средний по парку — 300. Bombardier Q400 в «Аугсбургских авиалиниях» летает по 400 часов ежемесячно. То есть перевозчик на «Ан-148-100В» достиг европейского уровня, а эксплуатант на SSJ-100 — нет. По данным первой половины 2012 года, максимальный месячный налет SSJ-100 — 240 часов, а средний по парку — порядка 150. За май 2012 года на парке из шести «Ан-148-100В» выполнено 943 рейса, а на восьми SSJ-100 — 586 рейсов. Однако нам не устают твердить о существующем «10–15%-ном преимуществе SSJ-100 над ближайшими конкурентами».

А вот что говорит специалист коммерческой службы авиакомпании, эксплуатирующей SSJ-100: «Обидно, что Boeing 737-500 на рейсе Москва — Санкт-Петербург расходует 2700–2800 кг керосина против 2600 кг у SSJ-100. То есть новейший SSJ-100 жрет столько же, сколько и двадцатилетний «Боинг», имеющий на 13 тонн больший максимальный взлетный вес. Более того, снаряженный вес SSJ-100 — 45 880 кг, а Boeing 737-500 — 59 000 кг. Это не просто провал — это катастрофа!»

Спасибо, не надо

Проект SSJ-100 называют прорывным на зарубежный авиарынок. Первым зарубежным (!) покупателем самолета стала армянская авиакомпания «Армавиа». Она эксплуатировала его с апреля 2011 по октябрь 2012 года. Отлетав на нем 932 рейса (2298 часа), «Армавиа» вернула самолет производителю с очень нелестными оценками, отказавшись покупать следующий. (Главный российский перевозчик тоже пытался в суде заявить претензии ГСС, но его заставили замолчать.)

Тема «Армавиа» и SSJ в августе 2012 года была вынесена на совещание у главы правительства Дмитрия Медведева (копия протокола на mk.ru), где возвратом самолета в Армению поручили заняться Денису Мантурову — главе Минпромторга — и руководителю МИД Сергею Лаврову. Поручение Медведева было выполнено.

— Частично, — уточняет эксперт «МК». — ГСС ухитрились найти с «Армавиа» компромисс. Из России в Армению самолет прилетел 4 октября, а 24 октября закончил эксплуатацию и снова вернулся в подмосковный Жуковский. Уже без лишнего шума. Там он и стоит, не летая. И если зайти на интернет-сайт «Армавиа», то в списке их самолетов такой тип, как SSJ, вы больше не найдете. Зато там появился другой — «Як-42». Это к вопросу о том, что армяне якобы настроены против российской техники. Нет. Они готовы брать даже советскую, если она выгодна и безопасна. «Як-42» (у них он в VIP-варианте) 70-х годов ХХ века этим критериям соответствует, а новейший SSJ-100 они попробовали и сказали: спасибо, не надо.

Другое государство, которое часто упоминается в связи с SSJ-100, — Индонезия, где 9 мая прошлого года произошла его катастрофа.

— Главный вопрос, на который так и не ответило следствие, — считает эксперт «МК», — почему экипаж выключил систему предупреждения о столкновении с землей? Не поверил показаниям прибора? Значит, были на то основания. Получается: самолетом управлял лучший экипаж, который поднимал его на крыло, и именно он не поверил прибору?

— Мутной была история и с параметрическим самописцем, — продолжает другой эксперт. — Сразу после расшифровки переговоров экипажа нам заявили, что все системы SSJ работали нормально, но в случае столкновения с горой эта запись вообще дать ничего не может. Тут нужен параметрический самописец, который россияне искать почему-то не стали и уехали. Позже его нашли индонезийцы.

— Для них это стало настоящей удачей! Торг с российской стороной сразу мог идти предметно. Иначе как объяснить, что заключение писалось полгода? А вскоре после его согласования наш ВЭБ и минфин Индонезии подписали соглашение о предоставлении Джакарте экспортного кредита на $399,5 млн сроком на 7 лет, чтобы профинансировать контракт с «Рособоронэкспортом» на поставку партии боевой авиатехники. То, что это техника «Сухого», ни у кого сомнений нет.

— В отличие от отчета. По нему видно, что индонезийские специалисты слишком уж внимательно слушали людей с фирмы «Сухой». К примеру, в заключении всегда пишут: самолет такого-то веса, на борту было столько-то топлива. А тут вес SSJ указан, но веса топлива нет. Сказано лишь, что его было на 4 часа полета. Это явно сделано с подачи производителя, так как ГСС не хотели афишировать данные, компрометирующие самолет, чтобы всякие там эксперты не могли представить расчеты, доказывающие, что гражданские машины делать они не умеют.

— Зато умеют военные. У них и к SSJ подход был военным. Даже пиарили его как истребитель. Дескать, может летать чуть ли не с автоматическим огибанием местности, хотя на машине с пассажирами на борту этим не занимаются.

— Самолет — гражданский, КБ — военное, как могли, так и сделали. При создании боевых машин методика у них была такой: сначала строили один-два опытных образца, потом установочную серию из 6–12 машин, которые проходили усиленную эксплуатацию не в строевых, а в специальных частях ВВС. Там шли испытания, доводка, сводился перечень замечаний, они устранялись… Только к 15-му самолету достигался приемлемый результат. По SSJ та же картина — своего рода ноу-хау для гражданского авиастроения. Первые 13 бортов фактически экспериментальные. Но в ВВС они бы возили испытателей, а тут возят пассажиров — надо ж на ком-то тренироваться.

Кто украл региональный SSJ?

То, что проект SSJ оказался «тренировочным», подтверждает протокол уже упомянутого совещания у Дмитрия Медведева. В п. 13 там сказано: «подготовить предложения по предпочтительным проектам создания воздушных судов для региональных и местных авиаперевозок и по мерам государственной поддержки этих проектов».

Опять? Но SSJ заявляли именно как региональный самолет? Теперь он не в счет?

— Так и есть, — подтверждает эксперт «МК», — когда в 90-х составлялась программа долгосрочного развития российского авиапрома, приоритетным 100-местным самолетом в ней был «Ту-334», а SSJ (тогда RRJ — Russian Regional Jet) продвигался как 50-местный. Позже он вырос до 60, затем до 75 мест, и про него стали говорить: большой региональный. Затем его сделали 95-местным (сейчас 98), окончательно приблизив к магистральным лайнерам.

Изначально он пошел в рост из-за ошибок проектирования. Поняв, что расчеты по 50–60–75-местному самолету, представленные в правительство, были неправильными, создатели встали перед выбором: либо закрыть проект и начать новый, либо пытаться исправить то, что уже напроектировали. Выбрали второе. А в таких случаях самолет всегда растет вверх, так как добавить на конструкцию самолета килограмм веса проще, чем снять.

К тому же они обещали, что SSJ будет очень прибыльным в эксплуатации. Но по мере того, как из бумажного он становился железным, начали понимать: их машина при малой размерности не сможет дать не то что хорошую, но даже приемлемую окупаемость. К примеру, комплекс авионики, который «Сухой» запросил у французской Thales, был очень дорогим для 50–60-местного самолета. И SSJ стало разносить как на дрожжах, потому что экономика размерности гласит: чем больше самолет, тем он лучше окупается.

В результате получили машину, которая нашей стране была не нужна. Ее пытались двинуть на Запад. Сам Путин в 2010-м в Сочи на борту SSJ предлагал его премьеру Берлускони. Но даже он не смог заставить Alitalia взять у России SSJ.

И вот после 10-летних мук и потраченных миллиардов вопрос регионального самолета стоит опять. Кто же теперь будет его строить? Наверняка самые опытные — все те же. За те же деньги. И с той же «эффективностью».

На кредитной игле

Где берут и как тратят деньги создатели наших самолетов — это ярко показывает отчет Генпрокуратуры РФ о проверке выполнения госпрограммы «Развитие гражданской авиационной техники России на 2002–2010 годы и на период до 2015 года» (см. сайт «МК»). Суммируя приведенные там цифры госфинансирования, получим порядка 90 млрд рублей — господдержка авиапрома за эти годы.

И какие же самолеты на них построили? Да никакие. Эти деньги де-факто истрачены на SSJ, хотя изначально речь шла лишь о 50 млн рублей. Точных затрат на него до сих пор не знает никто, так как средства выделялись по разным статьям. Но эксперты считают, что $7 млрд — сумма вполне реальная и большая часть из них — $4–5 млрд — это госсредства.

Сравним их с расходами Запада на аналогичные самолеты. Так, бразильской фирме Embraer разработка семейства «E-series» (Е170/175; Е190/195) обошлась в $1 млрд. Канадской Bombardier — моделей на основе CRJ700 — и того меньше: CRJ900 — в $160 млн, а CRJ1000 — в $300 млн. При этом у «E-series» от начала работ до первого полета прошло менее 3 лет, у CRJ700 — 4 года, а у SSJ-100 — более 7 лет. К 2012 году Embraer поставила заказчикам 802 самолета, Bombardier — 280, а ГСС — 6 (!). К январю 2013-го их продано 13 штук: 10 — главному российскому перевозчику (вместо 30) и по одному — «Московии», «Якутии» и «PT Sky Aviation».

Бразильские и канадские самолеты давно оправдали вложенные деньги и приносят прибыль, так как их окупаемость наступает после 200 штук. В особых случаях — после 400–500. SSJ-100 — случай особый. В квадрате. Он продолжает требовать вложений. Причем государственных. Частные банки денег уже не дают, говорят: сначала верните те, что взяли. Поэтому господдержка SSJ все больше смахивает на шантаж государства.

Производитель требует: дай денег, иначе обанкрочусь — и кроме престижа ты безвозвратно потеряешь все миллиарды, что уже вложили в проект. В надежде вернуть хоть что-то, государство платит, все больше и больше подсаживаясь на кредитную иглу: подконтрольные Кремлю банки под госгарантии выделяют производителю кредиты, и если тот не в состоянии отдать (а он не в состоянии), их выплачивает государство.

Сейчас, по оценкам экспертов, долгов по SSJ где-то на $2 млрд. Но недавно (11.01.2013) Дмитрий Медведев подписал распоряжение о предоставлении ЗАО «ГСС» очередной госгарантии по кредитной линии ВЭБа на $1 млрд. На них компания должна наладить серийное производство SSJ-100.

Прежних миллиардов ей не хватило. Не хватит и этих.

От двух до пяти

Финансовые вложения надо как-то оправдывать. Поэтому мы постоянно слышим о стремительном росте покупателей SSJ-100. В сентябре прошлого года глава ОАК Михаил Погосян — крестный отец SSJ-100 — сообщил, что общий портфель его заказов оценивается в 800 самолетов, а контракты есть на 150–170 машин.

Правда, у этих заказов есть свойство испаряться. Может, поэтому, как рассказал источник «МК» в оборонке, партию из 40 SSJ недавно пытались толкнуть российским ВВС — что б уж наверняка, эти-то не отвертятся!

Но они отвертелись. Жаль, вот бы посмеялись: продать армии самолеты, на которых генералы смогли бы летать только в Европу, так как для военных аэродромов они абсолютно не приспособлены.

А тут еще, как назло, Путин вышел с инициативой о проверке эффективности бюджетных расходов. После этого в Госдуму поступил проект нового закона, где предлагается юридически определить понятие «неэффективного использования бюджетных средств», считая таковым «недостижение заданных результатов или превышение объема бюджетных средств, установленных госзаданием или долгосрочной целевой госпрограммой». Мера наказания будет зависеть от размера ущерба государству. За «особо крупный» размер чиновников хотят наказывать принудительными работами до 2 лет и тюремным сроком до 5 лет.

Так это ж все про них — «эффективных менеджеров» SSJ-100!

Сегодня их «эффективность» все еще непогрешима, и они всегда могут доказать, что виноваты те, кто закручивал гайки, забивал заклепки, строил и испытывал самолеты... Авиакатастрофа в Индонезии? Виноваты летчики. Много поломок? «Неудовлетворительное качество сборки» (см. сайт «МК»). А г-н Погосян — автор проекта, он как в песне: все выше, и выше, и выше взлетает по служебной лестнице.

Пока делал SSJ-100, успел от руководителя КБ дорасти до главы ОАК. Теперь вот защитился. В проекте SSJ ведь была масса ошибок! Михаил Асланович их исправил, проанализировал, провел научную работу и стал академиком — уважаемым человеком…

А кто же, извините, прос...ал все эти $7 млрд? Кто банальный экономический просчет прикрыл политическим пиаром, загнав проблему в неразрешимые рамки?

Нет, академики такого сделать не могли! Это всякие там конструкторы и рабочие: те, что спешат на Поликарпова, 23, кропать чертежи, стоят у стапелей в Комсомольске-на-Амуре, получая копейки, так как их самолет не продается. Это рыбинские двигателисты, собравшие мотор так, что у него, говорят, уже трижды возникал помпаж. Это французы, что кормят волжских комаров и мерзнут в Якутске, готовя полеты SSJ… В общем, все те, кто ищет выход, борется с проблемами, улучшает SSJ, все еще веря в его будущее — а как работать без веры?

Только хватит ли ее одной, чтоб исправить то, что натворили «эффективные менеджеры»?

А они с прежним энтузиазмом уверяют, что кроме Индонезии SSJ-100 покупают Италия, Лаос, Мексика… Хотя меня лично мучает другой вопрос: почему его не покупает Владимир Путин, который лично курировал этот проект? Купил бы его для президентского авиаотряда и летал по миру, демонстрируя надежность и безопасность российской авиатехники. Но вместо этого в декабре 2011 года Управление делами Президента РФ заключило договор на поставку двух «Ан-148-100ЕА». Почему? Он надежней. А на SSJ-100, выходит, будем летать мы, чтобы хоть как-то оправдать «эффективность вложения» в него бюджетных расходов.

Приостановлена эксплуатация SSJ 100

Пока верстался номер, стало известно, что у SSJ 100 произошел очередной отказ — неуборка шасси на рейсе Донецк—Москва. После чего руководители летной и инженерно-технической служб российского перевозчика остановили эксплуатацию SSJ 100. Одновременно Европейское агентство авиационной безопасности — EASA — остановило доверенность на подписание документов летной годности французской фирме «Messier Dowty» — поставщику шасси для SSJ 100 — и направила в Россию комиссию для выяснения причин отказов.

По этому вопросу состоялось совещание у министра промышленности и торговли РФ Дениса Мантурова, где, говорят, даже встал вопрос об отставке главы ОАК Михаила Погосяна. Но затем решили ограничиться кадровыми переменами, что уже состоялись. С 1 февраля от должности президента ГСС освобожден Владимир Присяжнюк (по истечению контракта). Его сменил Андрей Калиновский, ранее 1-й вице-президент по производству ГСС — директор филиала в Комсомольске-на-Амуре (хотя именно к производству SSJ-100 сейчас предъявляются основные претензии). До 2007 года Калиновский занимался производством комбайнов в Ростове-на-Дону.

Особенности «Основных направлений деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2018 года» в части, которая касается вопросов развития оборонно-промышленного комплекса, высоких технологий, которые с этим связаны, космической деятельности, атомной промышленности прежде всего сводятся к тому, что мы переходим на совершенно иную основу подготовки такого рода планов. Об этом вчера было принято решение на заседании Военно-промышленной комиссии при Правительстве Российской Федерации. Мы во избежание каких бы то ни было ошибок, которые закладываются в программу вооружения, которые были допущены в прошлые годы и которые приводят к разночтениям в тексте собственно программы вооружения и гособоронзаказа конкретного текущего года (так называемые ножницы, которые потом приходится уточнять в течение года)… Чтобы этого не произошло, мы переходим на плановую научную экспертную основу подготовки правил, по которым теперь будут писаться эти программы вооружения. Эти правила обязывают участников работы по разработке программы вооружения руководствоваться тщательнейшим прогнозом и анализом, во-первых, военных угроз на 30-летнюю перспективу, во-вторых, на 10-летнюю перспективу прогноза развития науки, техники, технологии. То есть в целом, чтобы готовить программу вооружения, мы обязываем государственных заказчиков всё посчитать: насколько это всё исполнимо, насколько эти все так называемые хотелки, которые выдвигаются Министерством обороны, другими государственными заказчиками (правоохранительными органами, Роскосмосом, Росатомом), насколько они все обоснованы с точки зрения доступа страны к технологиям, компетенциям, ресурсам, промышленным возможностям, чтобы не закладывать туда то, что в принципе невозможно реализовать.

Вот реалистичность этого прогноза – это обязательное правило, на которое мы переходим. Достигаемость результатов – это главный критерий, который мы закладываем в работу над подобного рода вещами. Что касается общеэкономических вещей, то да, действительно, мы планируем в целом и по росту объёма производства, и в судостроении, и в авиастроении выйти на цифры примерно в 2,3–2,4 раза по отношению к объёмам производства 2011 года. Вот примерно такие показатели для упрощения тех наших планов, которые заложены в эти основные направления работы.

Конечно, в этом тексте особо выделяются и отдельные проекты, которые уже сейчас мы начинаем реализовывать. Они уже начаты, то есть это не какие-то сослагательные наклонения, это уже конкретная работа, скажем, в первую очередь – строительство космодрома «Восточный». По нему работы идут масштабные, в Амурской области более тысячи человек уже было привлечено только на первом этапе. Сейчас из-за сильных холодов мы временно, на несколько дней приостановили эти работы в январе, но они возобновлены уже. Мы должны будем выйти на привлечение рабочей силы в Амурской области. Вообще на Дальнем Востоке сложная демографическая ситуация, вы знаете. У нас есть такой человеческий Гольфстрим, гуманитарный, который вымывал население в последние годы, десятилетия с Дальнего Востока, из регионов Восточной Сибири. Так вот, мы специально создаём крупные проекты, крупные объекты в регионе Дальнего Востока, чтобы как магнитом притягивать население, специалистов, молодых специалистов, чтобы они обрастали там семьями, закреплялись. Переводим туда наиболее престижные производства, чтобы был эффект самореализации специалистов, что крайне важно. То есть мы стараемся продумать такого рода человеческий фактор.

Так вот, в первую очередь строительство космодрома Восточный, он уже находится на стадии реализации, и мы к 2015 году планируем запустить с Восточного лёгкую «Ангару». Кстати, хочу вам сказать, что вчера мы начали лётные испытания «Ангары». Это первое.

Второе. Из крупных проектов я бы назвал в целом перенесение крупных мощностей на Дальний Восток, для себя я так образно назвал, что нам нужен такой инвестиционный Депардье в стране, прежде всего в регионах Дальнего Востока. Именно поэтому мы сейчас в полной мере анализируем решения, принятые на Государственном совете, который был посвящён развитию Дальнего Востока, прежде всего связанные с налоговыми каникулами. Для стартапов в течение 10 лет отказ от того, чтобы собирать налог на прибыль, – это важная точка начала крупной пропагандистской кампании для привлечения крупных инвестиций под создание новых производств на Дальнем Востоке. И, конечно, особенно тыл Дальнего Востока – это Хабаровский край, Якутия, Магаданская область, Амурская область – именно там мы сейчас рассматриваем возможность развёртывания крупных стартапов, но с условием, что помимо производства, направленного на оборонно-промышленный комплекс, также там будет производиться высокотехнологичная продукция для гражданской экономики. С учётом того что там не так много населения, особенно на первом этапе особый акцент мы будем делать на робототехнику, на создание автоматизированных систем, которые замещают вот этот дефицит квалифицированной силы. Но в целом и после создания новых судостроительных мощностей в Приморском крае, и после строительства космодрома Восточный, где мы планируем помимо космодрома создание наукограда, создание новых научных школ, работающих на космос, и даже перенос туда сборочного производства в рамках развития ракетно-космической промышленности, потому что если собирать крупные блоки, отсеки, сектора ракет тяжёлого класса, то практически это сложно себе представить, как их можно тащить из Москвы, например, на Дальний Восток – железной дорогой или каким-то иным путём, тем более иным путём это маловероятно… Поэтому мы будем вынуждены создавать, в том числе, и предприятия, ориентированные на сборку тяжёлых ракет именно в Амурской области. А это новые рабочие места, это тоже новое современное производство, поэтому мы уверены, что в результате такого рода мер удастся нам переломить ситуацию и фактически развивать на Дальнем Востоке второй геополитический центр, который должен быть у такой большой страны, как Российская Федерация с её часовыми поясами, её территориями.

Не может страна развиваться с перекосом центра тяжести только на одну европейскую, западную ногу. Возьмём с вами, скажем, Соединённые Штаты Америки, и вы увидите, что там есть два практически равноценных побережья – восточное (это Филадельфия, Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон) и западное (Сиэтл, Сан-Франциско, Лос-Анджелес и так далее). Вот мы хотим, чтобы у нас Хабаровск, Владивосток, другие, в том числе новые, города, которые мы там будем строить, создавать под науку, производство, создали ощущение нового центра притяжения и населения, и специалистов, и производства, а значит, доходов в бюджет на Дальнем Востоке.

Это крайне важно ещё и потому, что анализ развития политической, экономической, да и военной ситуации не в плане угроз, а в плане, так сказать, появления потенциала конфликтов в Азиатско-Тихоокеанском регионе таков, что говорит, что, собственно говоря, XXI век будет вершиться именно там, в АТР. В меньшей степени, скажем, в странах Европейского Союза, в большей степени именно там, где растут и поднимаются на ноги такие гиганты, как Китай, Индия (тоже можно считать, что она принадлежит к этому региону), две Кореи с их непростыми отношениями, Япония, Соединённые Штаты, и Россия, конечно, не должна быть за скобками этих процессов. А для того чтобы она была внутри, стала инсайдером этой новой геополитики XXI века, она должна быть там представлена своим новым промышленным потенциалом и потенциалом обрабатывающей промышленности, с тем чтобы всё, что вывозится у нас из регионов Дальнего Востока, всё это было уже высокого уровня переработки.

Поэтому в том, что касается оборонно-промышленного комплекса и атомной промышленности, космической промышленности, для нас цели и ориентиры «Основных направлений деятельности Правительства до 2018 года» абсолютно понятны, очевидны. Более того, в значительной степени это уже регламентировано и государственными программами, которые были приняты в конце 2012 года, – госпрограммами по судостроению, по авиастроению, по космической деятельности, к которой мы вернёмся ещё в мае для уточнения её после определения конфигурации ракетно-космической промышленности. Но так или иначе вот эти государственные программы стали своеобразной дорожной картой развития конкретных отраслей промышленности. А вот сегодняшнее мероприятие – это уже такая навигационная сборка этих дорожных карт, которые дают нам представление, куда мы двигаемся и какие индикаторы, на которые мы должны выйти, показатели экономического роста, объём продаж, объём производства, возможно, себестоимость готовой продукции. Нам это вот именно в той части, за которую нам приходится отвечать в Правительстве Российской Федерации, нам здесь в принципе всё понятно.

Пожалуйста, вопросы, если есть.

Вопрос: Дмитрий Олегович, вы упомянули о вчерашнем заседании Военно-промышленной комиссии. На ней, в частности, обсуждался вопрос плана мероприятий по созданию госпрограммы вооружений на 2016–2025 годы. Я хочу понять: финансирование новой 10-летней госпрограммы будет ли, скажем, сопоставимо с финансированием действующей госпрограммы 2011– 2020 годов? Это первый вопрос.

Второй вопрос. В конце прошлого года Президент подписал закон о создании фонда прорывных исследований, который вы в том числе и лоббировали…

Д.Рогозин: Перспективных.

Вопрос: …перспективных, так называемого русского DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency – агентство передовых оборонных исследовательских проектов). Есть ли уже у этого фонда глава и каков всё-таки его бюджет? И третий, уточняющий вопрос. Вы сказали, что вчера начались лётные испытания «Ангары». Я так понимаю, что ракета ещё сама не полетела, пока ещё идет подготовка к непосредственному пуску, или был уже запуск? И всё-таки войдёт ли в строй «Ангара» в соответствии с запланированными сроками, с последними, учитывая, сколько раз её переносили?

Д.Рогозин: В том, что касается перспектив госпрограммы вооружения 2016–2025 годов, то это практика, которую мы теперь установили, хотя программы вооружения принимаются на 10 лет, но они идут с перехлёстом, каждые пять лет как бы накрывает новая программа. Это позволяет нам планировать стабильное развитие заказов, а значит, стабильное развитие самогу производства. Здесь крайне важно добиться моторики в голове и руках: в голове у создателей вооружения военной и специальной техники, в руках – у тех, кто, собственно говоря, будет собирать их в серийном производстве.

Параметры госпрограммы вооружения 2016–2025 годов в ценовом плане, естественно, пока не определены, потому что работа только началась. В соответствии с законом о программе вооружения мы начинаем такого рода работу над новой программой за три года и три месяца до её принятия. Но могу вам сказать так, что она по своему финансовому наполнению будет сопоставима, а, может быть, даже несколько и меньше той программы, которая у нас сейчас в реализации (2011–2020), по той простой причине, что значительные объёмы средств, которые мы сейчас выделяем на программу вооружения, связаны с ускоренной массированной модернизацией Вооружённых сил после долгих-долгих лет недофинансирования. То есть у нас значительные средства по программе вооружения и ФЦП ОПК идут не только на покупку оборудования или налаживание производства, финансирование науки, создание опережающего научно-технического задела – всё так, но у нас есть некоторые вещи, например мост, соединяющий в Северодвинске «Звёздочку» и «Севмаш», – тоже у нас эти деньги заложены на ФЦП ОПК. Хотя, казалось бы, при чём здесь оборонно-промышленный комплекс и мост? Но этот мост технологичен с точки зрения того, чтобы связать два гигантских производства – судостроение и судоремонт. Поэтому средства, которые сейчас мы выделяем, они, конечно, идут с учётом компенсации недофинансирования оборонно-промышленного комплекса, в целом промышленности, за долгие-долгие годы после распада Советского Союза.

Поэтому мы надеемся на то, что, выйдя уже на стабильное производство, наладив высокий уровень военно-технического сотрудничества, экспорта вооружения, выйдя уже на… Как на новую экономику оборонно-промышленного комплекса, которая будет заключаться вот в чём: у нас не будет ФЦП ОПК, которая параллельно финансирует предприятия, скажем, по госпрограмме вооружения, на закупку оружия конкретных образцов, а будет ФЦП ОПК – на подготовку производства: станки, программное обеспечение, создание научных школ, подготовка кадров для этого производства... Это два параллельных, очень сложных процесса. Мы надеемся, что будущая ФЦП ОПК, если она будет развиваться, дальше будет связана не с этим вторичным финансированием производства, а будет связана с созданием технологий, разработкой технологий, покупкой технологий, созданием новой идеологии производства, выходом России на устойчивое потребление и доступ к редкоземельным металлам, то есть с созданием именно потенциала, такого подкожного жира для самооборонки. А обновление основных фондов, амортизация их, закупка нового оборудования – это будет всё вложено в достаточную норму рентабельности при покупке вооружения, военной и специальной техники по линии оборонзаказа. Сейчас получается так, что у нас норма рентабельности низкая, но это компенсируется за счёт второй программы – ФЦП ОПК, но это неправильная экономика, это вынужденная мера. Всё должно быть заложено именно в норму прибыли – все расходы предприятия и его перспективы обновления. Это первая особенность большая, поэтому я не думаю, что мы вылезем за те цифры, которые есть сейчас у нас при формировании новой программы вооружения, скорей всего даже будет чуть пониже, и мы не будем так достаточно жёстко отстаивать те цифры процента в отношении ВВП – то, что есть у нас сейчас на оборонные расходы, нам столько будет не нужно. Мы на 70% уже обновим Вооружённые силы к 2020 году, дальше надо будет только поддерживать их в нормальном состоянии через создание ремонтного, сервисного обслуживания и дальше уже создание опережающего научно-технического задела, поэтому мы надеемся, что заработает уже экономика, которая будет сама компенсировать эти расходы.

По Фонду перспективных исследований. 29 декабря Указом Президента были назначены 14 членов попечительского совета – семь человек от Правительства, семь человек от Президента. Попечительский совет я возглавил также в соответствии с Указом Президента. Генеральный директор, чья кандидатура выдвигается попечительским советом, направляется Президенту на утверждение также в виде указа, потом по статусу своему становится 15-м членом попечительского совета. Вот такая процедура заложена в законе об оборонном заказе. Выскажу надежду на то, что мы узнаем об этом человеке в ближайшие пару-тройку дней, то есть в принципе данный указ Президента уже прошёл все необходимые согласования и находится на подписи у главы государства. Это была самая сложная, глобальная задача – найти действительно адекватного человека, который и обладает универсальными техническими знаниями и познаниями, имеет за душой определённые успехи в деле создания отдельных образцов вооружения, военной и специальной техники, то есть понимает, что необходимо для создания этих программ поисковых и высокорискованных работ. А с другой стороны, он должен быть, как у нас любят выражаться в прессе, человек с горящими глазами, то есть ощущающий самое новое, самое интересное, то, что необходимо поднять и реализовать. В целом на попечительском совете мы обсуждали саму форму работы этого нашего фонда. Он будет в основном связан с созданием временных небольших творческих коллективов, по времени работающих от трёх до пяти лет, не более, для того чтобы создать уже научно-исследовательскую работу, то есть доказать реализуемость той или иной поисковой работы. И, конечно, мы будем опираться исключительно на университетские центры, на вузовские центры, то есть нам нужна высокая скорость потока людей с хорошими мозгами, а этого нельзя сделать, скажем, при всём моём глубочайшем уважении, на базе академических институтов. Нам нужна именно университетская молодёжь, с тем чтобы она вливалась в эти творческие лаборатории, привносила какие-то свои уникальные идеи. Так, собственно говоря, мы видим развитие деятельности этой структуры. Сейчас пока мы будем заниматься решением очень скучных, но очень важных задач – это найти нормальное помещение, рассадить людей, подобрать правильных людей. Бюджет, который мы имеем на этот год, переброшен из прошлого года, это 150 млн рублей, но это именно начало, на старт работы фонда. В целом я думаю, что бюджет должен быть, во всяком случае по мере развёртывания работ, не менее 3 млрд рублей. Такие предварительные цифры мы уже обсуждали, и Президент о них знает, и Правительство готово к тому, чтобы в таких объёмах финансировать. Мы надеемся, что отдача от работы этого фонда будет на порядок серьёзнее и круче.

Вопрос: А «Ангара»?

Д.Рогозин: «Ангара»? Смотрите новости. Вчера вы смотрели новости из Кореи? Вот делайте выводы!

Вопрос: Дмитрий Олегович, если позволите, немного уточню про Фонд перспективных исследований. Ваш заместитель Иван Харченко буквально на днях назвал кандидатуру и сказал, что это будет Андрей Григорьев. Вы о нём сейчас говорили? Просто кандидатура немножко неизвестная для общественности.

Д.Рогозин: У нас очень публичные, развёрнутые к открытому миру члены Военно-промышленной комиссии. Я пытаюсь какую-то интригу создать, а мои же коллеги всё разоблачают.

Вопрос: То есть это действительно он?

Д.Рогозин: Андрей Иванович Григорьев. Ему вчера исполнилось 50 лет. Талантливый учёный, работал в последнее время в Федеральной службе по техническому и экспортному контролю, долгие годы работал в Вооружённых силах, в Военно-промышленной комиссии проработал совсем недолго, около двух месяцев, отвечал за спецпрограммы. В принципе его кандидатура обсуждалась, одна из многих, в том числе на заседании попечительского совета, но конкретно всё-таки будет решать Президент.

Вопрос: Но эта кандидатура ему предложена?

Д.Рогозин: Да, эта кандидатура предложена попечительским советом.

Вопрос: Некоторое время назад Министр обороны Сергей Шойгу сказал, что портянки – это вчерашний век, армия должна избавляться от этого. Скажите, были ли какие-то расчёты, может быть, вы с ними знакомы, во сколько обойдётся это бюджету оборонного ведомства?

Д.Рогозин: Портянки?

Вопрос: Да, портянки. Сколько стоит не переобуть, а переодеть? И, соответственно, готовы ли наши предприятия к тому, чтобы это сделать быстро, так, как хочет Министр обороны? Спасибо.

Д.Рогозин: Вы знаете, я за портянки не отвечаю. У нас есть другие специально обученные люди, компетентные в этом вопросе. В целом Военно-промышленная комиссия не имеет отношения сегодня к вопросу контроля за вещевым имуществом для Вооружённых сил, этот вопрос был выведен из ведения ВПК ещё в 2010 году. К сожалению, он был также выведен из-под контроля надзорного органа в лице Рособоронзаказа, Федеральной службы по оборонному заказу. Сейчас Федеральная служба по оборонному заказу восстанавливает свою компетенцию во всех вопросах, в том числе и в вопросах питания военнослужащих, поставки камвольных тканей и нового вещевого имущества для нужд Вооружённых сил. Именно они будут регулировать вместе с заказчиком в лице Министерства обороны данные вопросы. Военно-промышленная комиссия портянками, ещё раз говорю, не занимается, мы занимаемся тем, что летает, плавает. Портянки не летают и не плавают, поэтому мы в этом вопросе не компетентны, к сожалению. Но если вернуться к серьёзному ответу на ваш вопрос (хотя спасибо, очень приятно немножко отдохнуть), так вот, хочу сказать, что мы к концу этого года должны будем принять окончательные результаты опытно-конструкторской работы «Ратник», ОКР «Ратник». Им занимается прежде всего ЦНИИТОЧМАШ – Центральный научно-исследовательский институт точного машиностроения. На заседании Военно-промышленной комиссии в среду было принято решение об утверждении генерального конструктора по вопросам, как раз связанным с оснащением военнослужащего, обликом военнослужащего, его боевой экипировкой. Она состоит из двух десятков разделов, начиная от оружия, оптических средств, средств связи и собственно говоря, самой формы военнослужащего, безусловно. Но имеется в виду боевая экипировка, не парадная, не какая-то ещё и так далее. Там всё мы тщательно тестируем именно на базе ЦНИИТОЧМАШ. Принимают или не принимают они результаты такого рода работы, предложения от конкретных компаний, фирм, которые поставляют, как я уже сказал, самые разные средства – и боевые, и средства вспомогательные для экипировки военнослужащего. Очевидно совершенно, что и форма военнослужащего, и его боевая экипировка должны соответствовать высоким требованиям, для того чтобы человек выполнял свой воинский и служебный долг, не думая о том, насколько ему удобно/неудобно, холодно/тепло. Всё должно быть максимально комфортно, поэтому мы проверяем, тестируем отдельные элементы экипировки военнослужащего. Могу вам сказать, что некоторые позиции у нас будут не просто конкурентоспособные, но превышающие параметры и показатели соответствующей боевой экипировки ведущих стран НАТО – например, по бронежилету, по радиосвязи, как ни странно это звучит, – в общем, мы вышли на хороший, интересный параметр. Но в целом до 2013 года ОКР должна быть закончена, и эта работа будет принята. Соответственно, надеюсь, что я ответил на ваш вопрос.

Реплика: Да.

Д.Рогозин: Спасибо большое, коллеги!