Внутренняя политика РФ II

Видимо в этот момент какая-то мысль по поводу улучшения работы таможенных органов пришла в голову президента «Деловой России» Александра Галушки. Однако его ошибка была в том, что он попытался перебить Медведева. Последний, как известно крайне нетерпим к людям, вольно или невольно умаляющим его авторитет. Причем, невзирая на ранги, отмечает корреспондент «Нового Региона».

Поэтому реакция премьера на попытку Галушки была такой же – нравоучительной. «Я предоставляю слово, а вы отвечаете. Не надо перехватывать. Когда я вам разрешу, тогда скажете». При этом было видно, что поведение бизнесмена премьеру не понравилось очень сильно. В ответ Галушка стушевался, извинился, и лишь тогда стал говорить, передает с места событий корреспондент «Нового Региона».

Отметим, что сегодняшний эпизод сильно напоминает «пикировку» Медведева с главой Ростехнологий Сергеем Чемезовым. Тот как-то себе позволил назвать высказывание президента Медведева «репликой». За что немедленно и получил от Медведева резкую отповедь: «Это у вас реплики, а мои слова в граните отливают».
NR2.ru: http://www.nr2.ru/ekb/394897.html

В пояснительной записке к проекту поправок к Уголовному кодексу о клевете его авторы утверждают, что «правопорядки практически всех стран мира устанавливают уголовную ответственность за клевету». Далее следует фраза, которую сложно считать ссылкой на законодательство США: «Так, в американском праве клевета делится на письменную и устную».

Ну да, делится. Но отсюда никоим образом не следует уголовная ответственность. Действительно, законы некоторых штатов предусматривают такую ответственность, но это очень старые законы. В современной судебной практике они не применяются, а если кто-то попытается такой закон применить, он будет оспорен в вышестоящей судебной инстанции по причине его неконституционности.

Обвиняемый в клевете несет гражданскую ответственность. Когда оклеветанный – частное лицо, шансы истца и ответчика равны. Но если иск вчиняет чиновник, выиграть тяжбу ему исключительно сложно. Одна из поправок к российскому УК - статья 2981 - предусматривает более строгое наказание за клевету в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, а это в корне противоречит и букве, и духу американского закона, на который ссылаются авторы поправок. Поправки эти вовсе не защищают конституционные права граждан, как гласит пояснительная записка, а ровно наоборот – нарушают их.

Образец отношения высокого должностного лица к публикациям в прессе продемонстрировал третий президент США Томас Джефферсон, выразившийся так: «Если бы мне было предоставлено право решать, иметь ли нам правительство без свободной прессы или свободную прессу без правительства, я бы предпочел последний вариант».

Джефферсон поставил эксперимент над самим собой, позволив прессе выступать с любыми нападками на себя: «Изначально я решился превратить самого себя в объект, на котором может быть проверена неспособность свободной прессы в такой стране, как наша, повредить тем, кто ведет себя честно и не участвует ни в каких интригах». Джефферсон натерпелся оскорблений, тем не менее его репутация не понесла ущерба: он был избран на второй срок подавляющим большинством, доказав тем самым бессмысленность ограничений свободы прессы.

Краеугольным камнем американского конституционного права в области свободы прессы стало в 1964 году решение Верховного Суда США по делу «New York Times против Салливана. Алабамский выборный чиновник Салливан утверждал, что газета его оклеветала, и суд первой инстанции согласился с ним. Пользуясь прецедентом, газету завалили исками. NYT вчинила встречный иск. Дело дошло до Верховного Суда.

В публикации, которая представляла собой оплаченную политическую рекламу, обнаружились не соответствующие действительности, тенденциозно подобранные сведения. Тем не менее судейский ареопаг заявил, что рассматривает дело «на фоне глубокой приверженности страны принципу, гласящему, что обсуждение вопросов, имеющих общественную важность, должно быть свободным, активным и широко открытым и что при этом вполне допустимы яростные, едкие и порой неприятные и острые нападки на властей и должностных лиц». В итоге члены Верховного суда решили, что должностное лицо не может получить возмещение морального ущерба, если оно не докажет, что порочащие его ложные сведения были опубликованы со злым умыслом, «то есть что авторы сообщения знали, что оно не соответствует действительности, или не не заботились о его достоверности». Доказать наличие злого умысла очень трудно. Потому чиновники и проигрывают журналистам иски о клевете. Зная это, они чаще всего оставляют такие инциденты без последствий.

То же самое относится и к общественным деятелям – они тоже входят в категорию «публичных фигур». Классический случай судебного спора такой фигуры с прессой стал сюжетом знаменитого фильма Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта». Проповедник-фундаменталист Джерри Фолуэлл вчинил в 1988 году иск издателю скандального журнала Hustler Флинту, обвинив его в «намеренном причинении эмоциональных страданий». Публикация была в самом деле ужасна. В своем псевдоинтервью Фолуэлл рассказывает о том, что свой первый в жизни половой акт он совершил по пьяни с собственной матерью, причем дело происходило в летнем сортире во дворе. В своем решении суд признал интервью пародией, которую трудно принять за достоверные факты. Подчеркнув, что на протяжении всей американской истории «рисунки и сатирические карикатуры играли важную роль в общественных и политических дебатах», судьи единогласно отказали Фолуэллу в удовлетворении иска.
Суд, кроме того, счел, что «если кто-то оскорблен каким-либо высказыванием, то это причина для предоставления конституционной защиты сделавшему это высказывание», поскольку «основным принципом Первой поправки (гарантирующей свободу слова В. А.) является нейтральная позиция правительства на рынке идей».

Высший судебный орган США не проникся сочувствием и к тем политикам, которые требовали обязать средство информации опубликовать опровержение ложных сообщений. В 1974 году при рассмотрении дела «Miami Herald Publishing против Торнильо» перед судьями встал вопрос, должна ли пресса предоставлять подвергшемуся нападкам политику равную газетную площадь для ответа на эти нападки, как того требовал закон штата Флорида. Суд признал закон неконституционным, объяснив, что Первая поправка возбраняет любые ограничения свободы печати, а принудительная публикация - как раз и есть такое ограничение.

Комментаторы поправок о клевете любят цитировать арию Дона Базилио из «Севильского цирюльника», но в ней как раз ярко показан злой умысел клеветников. А вот цитата из монолога главного героя другой комедии Бомарше, «Женитьба Фигаро», который угодил за решетку за вольнодумство в печати:
Когда им надоело кормить неизвестного нахлебника, меня отпустили на все четыре стороны, а так как есть хочется не только в тюрьме, но и на воле, я опять заострил перо и давай расспрашивать всех и каждого, что в настоящую минуту волнует умы. Мне ответили, что, пока я пребывал на казенных хлебах, в Мадриде была введена свободная продажа любых изделий, вплоть до изделий печатных, и что я только не имею права касаться в моих статьях власти, религии, политики, нравственности, должностных лиц, благонадежных корпораций, Оперного театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к чему-либо отношение, - обо всем же остальном я могу писать совершенно свободно под надзором двух-трех цензоров... Как бы мне хотелось, чтобы когда-нибудь в моих руках очутился один из этих временщиков, которые так легко подписывают самые беспощадные приговоры, - очутился тогда, когда грозная опала поубавит в нем спеси! Я бы ему сказал, что глупости, проникающие в печать, приобретают силу лишь там, где их распространение затруднено, что где нет свободы критики, там никакая похвала не может быть приятна и что только мелкие людишки боятся мелких статеек.

Бомарше, кстати, сам находился под судом за «клевету» и выиграл дело.

Поразительно, что обсуждаемый в США «список Магнитского» вызывает столь эмоциональную реакцию российской элиты. Похоже, что перспектива оказаться в нем пугает ее больше, чем, скажем, ПРО в Европе. Но для живущих в России вопрос носит риторический характер: чем отличаются те, кто в списке, от тысяч других чиновников или судей. Тем же судьям, похоже, просто не повезло получить дела, оказавшиеся впоследствии громкими. Окажись на их месте другой – результат дела вряд ли был бы иным. Американцы видят в «списке Магнитского» отрицательных персонажей, россияне - скорее, типичных.

Один мой высокопоставленный знакомый участвовал в очередных слушаниях в Высоком суде Лондона по делу российских олигархов. На вопрос о самом сильном впечатлении он ответил: в зале суда просто физически чувствуется атмосфера объективности и главенства закона. Казалось бы, именно это и нужно сейчас России. Но нет. Например, председатель Высшего арбитражного суда А. Иванов вместо этого предлагает «защитить суверенитет» от лондонских и вообще иностранных судов. Иванов хочет не просто отменять в России их решения, но и даже конфисковать активы и имущество компаний и лиц, которые побеждают в заграничных судах, а самим их судьям запретить въезд в Россию. Судебные претензии иностранцев к россиянам, подозреваемым в коррупции, Иванов считает «злоупотреблением права» и требует дать российским судам возможность отменять такие решения. И это в ситуации, когда иностранные инвесторы и так не стоят в очередь в Кремль, вывоз капитала растет, а собственные предприниматели все активней работают через оффшоры.

Предложения выглядят, на мой взгляд, антигосударственно. Российский бизнес и так бежит из-под суверенитета собственной страны. Д. Афанасьев из адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» недавно заявил, что не более 10% значимых сделок совершаются в российской юрисдикции, главным же образом бизнесмены предпочитают английское право. Председатель комитета Думы по экономической политике Е. Федоров признал, что 95% крупной российской промышленности находится в иностранной юрисдикции. Это можно расценивать не просто как недостаток всей экономической и, в частности, арбитражной системы страны, но как серьезный системный государственный провал. Как настоящую правовую катастрофу. Российские лидеры могут тратить десятки часов на уговаривание иностранных инвесторов взглянуть в сторону России, но пока сам российский бизнес не верит в национальные законы, они не преуспеют. Доллар – самый большой в мире трус, как говаривал в свое время президент США Гарри Трумен, и если он чувствует правовую неуверенность – он бежит прочь со всех ног.

Россия сохраняет репутацию страны, где коррупция стала основой экономической жизнедеятельности. Все помнят, что Дмитрий Медведев борьбу с коррупцией объявил главной политической задачей своего президентства. Потом, правда, он был вынужден признать, что призывы – призывами, а жизнь есть жизнь. Борьба с коррупцией Медведеву и его судебным назначенцам явно не удалась.

Одним из них, в частности, является однокурсник президента по СПбГУ Антон Иванов. Конечно, Иванов работал не только с Медведевым. До СПбГУ он, например, поработал в «Союзконтракте». Сейчас в Лондонском суде по делу "Черный против Дерипаски" выясняется, что акционеры и руководители «Союзконтракта», то есть, тогдашние работодатели Иванова, были людьми непростыми. Про одного говорят – авторитет Подольской ОПГ, другой упоминается в докладе ФБР как активный член ОПГ «Русская семья» в Сан-Франциско. Затем Антон Иванов за четыре месяца сделал головокружительную карьеру от доцента СПбГУ до главы всей арбитражной системы страны, а его однокурсники стали заполнять высшие судебные инстанции России.

Так, первым зампредом была назначена Елена Валявина, однокурсница Иванова и Медведева. Другая однокурсница Валерия Адамова сначала стала зампредом в Арбитражном суде Москвы, а затем возглавила кассацию Московского округа. Инна Воробьева, также однокурсница возглавила 10-й апелляционный арбитражный суд. Арбитражный суд Московской области возглавил близкий Иванову 27-летний Дмитрий Плешков. Всех названных председателей новой формации, помимо биографической связи с Ивановым, объединяет то, что до назначения на высокую должность ни один из них – включая самого Иванова - ни дня не работал судьей.

Одновременно прежний председательский корпус покидал свои посты, часто досрочно: сговорчивые – с орденами (Евгений Ильин из арбитража Московской области) и повышением в другие экономически активные регионы (Олег Свириденко из арбитража Москвы, Артур Абсалямов из 10-й апелляции), несговорчивые – с демонстративно жесткой отставкой и лишением всех привилегий (Людмила Майкова из кассации Московского округа). Таким же образом менялся состав Президиума Высшего арбитражного суда. Кстати, Елена Валявина, видимо, приняв за чистую монету лозунги о независимости суда, имела смелость публично подтвердить факт вмешательства чиновников в рассмотрение дел Высшим арбитражным судом. Иванов сначала максимально ограничил полномочия своей однокурсницы, вывел ее из состава Президиума и при первой возможности «разжаловал» в простые судьи. Медведев за нее не заступился.

Принимая семь лет назад свое назначение, А. Иванов заявил, что «слухи о коррупции в судейской среде сильно преувеличены. Слухи распускают плохие адвокаты, оправдывающиеся перед клиентами за проигрыш дел». Ровно через пять лет в ежегодном президентском послании Медведев признал, что в России фактически сформировался новый вид преступного промысла: вокруг судов вьётся множество проходимцев, заверяющих, что они знают, как решить любое дело, кому и сколько для этого занести. Появились так называемые «решальщики», предлагающие бизнесменам услуги, от которых отказаться практически невозможно. Справедливости ради надо сказать, что до Иванова такого термина не было, а теперь он вошел даже в лексикон президента страны.

В России, как известно, судьи в основном зависят не от внешнего влияния, а прежде всего от председателей судов, которые имеют множество рычагов для влияния на поведение судьи: от материальных льгот до возбуждения процедуры удаления с должности. Об этой проблеме не раз публично говорила бывший зампред Конституционного суда Тамара Морщакова. Показательно в этой связи, что сам Иванов в 2012 г. попытался, хотя пока и неудачно, законодательно создать себе несменяемый статус.

Не секрет, что, кроме формальных государственных структур в России сформировались мощные и влиятельные, но непубличные центры власти. Именно там принимаются все главные решения, касающиеся бюджета, кадровых назначений, экономических приоритетов. В условиях отсутствия законодательства о лоббизме эти группы специальных интересов успешно выдают свои экономические цели за государственные. Немудрено, что в стране принимается немало экономических решений, вызывающих, мягко говоря, сомнения в их соответствии национальным интересам.

Мировая практика свидетельствует, что одной политической воли для преодоления такого антиконституционного «двоевластия» мало. Обязательно нужна независимая судебная система, способная восстановить в стране главенство закона. Очевидно, что эту задачу тоже решить не удается. Почему? Может быть, в реальности перед Ивановым были поставлены вполне прагматические задачи: сделать арбитражный суд управляемым в той части, которая касается групповых экономических интересов? Деловая пресса писала о вхождении в так называемую «команду Медведева» вместе с Антоном Ивановым Алишера Усманова, Сулеймана Керимова, братьев Магомедовых, Игоря Юсуфова и т.д. Борьба групп специальных финансовых интересов и непубличных центров силы является сегодня центром российской политики. Похоже, что судебная система страны играет в этой борьбе отведенную ей, но несамостоятельную роль. Зачем удивляться, что российские бизнесмены предпочитают идти в заграничные суды, как бы это ни раздражало российскую власть? Эффективную судебную систему, похоже, еще предстоит создавать, пока страна не потеряла свой национальный суверенитет.