Молодые Родители (Часть-1)

Дите еще не понимает что эт за пятна так что не парься ты на эту тему

Если для всех лиха беда начало, то моё начало – это такое лихо одноглазое, чума, холера, оспа и моровой столбняк, что прекратить молчать и начать говорить я собираюсь вот уже вторую неделю, по крайней мере, вторую неделю я как-то более менее в состоянии функционировать, но инерция несет и несет замершую, окуклившуюся меня темной глухой водой мимо, мимо и мимо.

Лета не было совсем. Был июнь, а потом начался токсикоз и два месяца я провела лежа пластом, интереса к жизни едва хватало на то, чтобы слабо дивиться вывертам собственной физиологии. Ну а очнулась – сентябрь катится под горку.

Тест я сделала почти случайно – был вечер встречи однокурсников и я решила сыграть в перестраховщицу и удостовериться, что мне точно можно будет напиться и буянить. Так, праздник был безнадежно испорчен. Зато я воочию наблюдала прелюбопытнейший эффект – люди вокруг меня из нормальных отстраненных ребят, давно живущих каждый своей жизнью, прямо на глазах превратились в хипповскую общину братьев и сестер и принялись обниматься, клясться друг другу в вечной любви, и надочащевстречаться. Я со своими яблочным соком только глазами хлопала.

На первом УЗИ я была страшно возмущена – мне показали на экране микроскопическую блямбу, в которой плюхалась еще более микроскопическая клякса. И вот этот микроб значится жрет мне мозг, давит изнутри в уши и выворачивает наизнанку при любом мало-мальски резком запахе. Будешь себя так вести, сурово сказала я экрану – родишься, назову Акакием. Или Евлампией. Будешь знать.

Мужчина П. после УЗИ с видом знатока сообщил, что сейчас у меня внутри хрень размером с гуппи, а когда нам в следующий раз надо будет идти на УЗИ, она уже вырастет и будет с корюшку. Тогда я сказала, что, блин, когда она станет размером с линя, я её рожу, а муж-то у меня рыбак, а я и не знала…

Тот же персонаж вдруг озаботился идеей похудания, в результате чего в обиход вошла семейная задача «про поезда» - если пузо 1 вышло из точки А в точку Б, а пузо 2 вышло из точки Б в точку А...

Вообще буквально до последней недели меня все время снедало подозрение, что меня грубо нае обманули. Информационное пространство кишит упоминаниями о женщинах, которые сразу с момента двух полосок все прям преисполняются осознанием своего материнства, счастьем по этому поводу и принимаются разговаривать с собственным животом с утра до ночи и петь ему колыбельные песни, аккомпанируя себе на мандолине. Лично мои ощущения сводились к тому, что «мамочки, мне кажется, я сейчас уже сдохну» «бл..., когда меня перестанет тошнить», а несколько позже «караул, я жру восьмой раз, а еще нет пяти». Никаких вам пищевых задвигов типа обгладывать штукатурку со стен или хотя бы поедать какие-нибудь персики консервированные банками. Тщетное обследование фигуры на предмет появления беременного живота не приносило ничего, кроме угрюмого подозрения, что «вот это - это не беременность, это жирное пузо оттого, что я трескаю всё, что вижу, как взбесившийся шредер». Ну и вообще – попытка запланировать ребенка как белые люди, в общем-то провалилась, по факту выяснилось что у меня нет пары положенных прививок и вообще не самый благополучный общий фон здоровья. По уму надо было сначала подобрать все эти хвосты, а потом уже. Так что «радоваться и пребывать в блаженной нирване», как советуют мне бывалые подруги и литературные источники, у меня не очень получается. Чуть что, вспоминаю, что перспективы пока еще зыбки и надо тревожиться. (Постучите там за нас по дереву, кому не лень будет, а? Очень сильно надо.)

В минувшую субботу мы посетили спецмагазины и я наконец-то несколько примирилась с действительностью и даже немножко ощутила собственный статус. Теперь я, по крайней мере, могу предъявить несколько брюк и сарафан характерного покроя в качестве вещественного доказательства, что я не мошенничаю. Вообще, если сильно надуть живот, то даже на вид наконец-то немного похоже. Четвертый месяц. Жалко, что ходить с нарочно надутым животом, как выяснилось, гораздо сложнее, чем с нарочно втянутым.

Теперь, правда, после обретения сарафана, меня еще снедает мечта о веселеньких резиновых сапогах, потому что сочетание слабый иммунитет+беременность+сезон дождей по-прибалтийски наводит на меня особенный ужас, но в Калининград, похоже, это веяние до сих пор еще не добралось. Обреченно думаю о рыбацких магазинах и ламинировании ног по колено.

Ах, какие девочки лежали со мной вместе в больнице. Одну я впервые увидела в очереди на уколы – шпильки 15 см., накладные ногти 10 см., нарощенные ресницы 5 см, стати брунгильды, круто замешанные на турецко-кавказском типе внешности. У полных женщин возраст как-то труднее определить, позже оказалось, что у девочки старшему сыну 20 лет, а вот теперь у неё вторая беременность. Генеральная директорша то ли мебельной, то ли строительной фирмы, между обходом и уколом успевала совершить 20 звонков, кого-то уволить по телефону, сделать выговор, послать в банк, выпутать груз, стоящий на таможне. Трое молодых любовников и новенький муж. (тоже ведь показатель темперамента, ага, и я сейчас не в этом смысле – наверняка она находит отдельный кайф в том, чтобы сводить логистику всех четырех своих мужчин – я-то, поди, застрелилась бы от ужаса, придись мне разруливать хотя бы два параллельных сюжета) При полном отсутствии внешней красоты в понимании любого мужского журнала. Сила характера и харизма, девочки, таки прекрасно заменяют сиськи, ноги и глазищи.

Храпела она - как вертолет. Когда разговор как-то вывернул на эту тему, она просто спросила «девочки, я вам не очень мешаю? Простите, если что, у меня нос весь переломан, два вооруженных нападения на фирму было, в 91-м и 93-м. Лицо собирали заново».

Другая девочка в первый день напряженно решала проблемы на работе, вроде её хотели уволить. Захлопнула наконец мобильный: « …главное чтобы декретные платили, а на парня у меня особой надежды как-то нет, да я вообще не знаю, где эта ... шляется, вчера звонила ему в два ночи – не берет, утром звоню - какая-то баба трубку подняла». На третий день влетела в палату, шипя и плюясь расплавленным свинцом, из допустимых слов были только «...», «тварь» и «все кончено», оказывается счастливый отец уже месяц как живет с другой барышней на другой квартире. Сама девочка, кстати, оказалась стрип-танцовщицей из «закрытого вип-клуба», как она сама доложилась. В больничных трениках была – ну девочка и девочка, а как-то я встретила её в коридоре, когда она шла домой на побывку – шорты до ягодичной складки и каблукастые туфли – такие ноги я видела только в хорошо отфотошопленной западной глянцевой рекламе. Провожала загипнотизированным взглядом, раскрыв клюв как ошеломленный птенец таксиста.

Паша, спрашиваю я – а ты умеешь купать младенцев?
Да че там их купать, - беззаботно отвечает муж – наливаешь тазик, насыпаешь игрушек…

Через две недели, говорю, у него вырастут уши и тебе нужно будет с ним разговаривать, чтобы он твой голос запоминал.
Вааа, бурно воодушевляется мужчина П. уж я-то ему расскажу, у меня много тем для разговора. Ты вот меня не слушаешь…
Тут же перед моим взором предстала картина – просыпаюсь я, значит, от полуденной дремы, и обнаруживаю мужа, самозабвенно бубнящего мне в живот «… конечно, не до конца ясен вопрос, обладала ли Россия такой внешней политикой в советский период, хотя очевидно, что в имперский период внешняя политика у нас ...»

С утра дала задание – подъесть еду в холодильнике, которой пора уже быть съеденной и мусор вынести. Вечером канонически интересуюсь результатами.
А ты суп съел
Съел.
А котлеты доел?
Доел.
Вспоминаю про мусор
А мусор?
Мусор… - с сомнением в голосе говорит муж, - ну я поначалу собирался его съесть, но потом как-то не сложилось

Вот у некоторых, мечтательно говорю я, в 17 недель ребенок уже шевелится. А у меня все тихо.
Всем известно, если ребенок сидит тихо - наставительно сообщает мужчина П – значит он злостно бедокурит. Ну, на обоях рисует, коту усы стрижет.
Понятно, отвечаю мрачно. Наш, значит, отковыривает мне плаценту и разбирает надпочечники – чем ему еще, бедняге, там заняться.

К настоящему моменту у меня внутри вовсю происходит что-то вроде лягушачьих тренировок по карате – детка оказалась отзывчивой и как раз на исходе заказанной 17й недели первый раз едваощутимо тыкнула меня изнутри. С тех пор меня часто можно застать в характерной позе королевского пингвина – запредельно вытянув шею, поскольку так просто всю площадь уже не обозреть, я тупо таращусь себе на живот, терпеливо ожидая поклевки и с каждым микротектоническим вспучиванием поверхности все так же неизменно недоверчиво поднимаю брови. Осознать, когда ты сталкиваешься с явлением вплотную – все-таки крайне сложно: вот твой живот, в который ты три десятка лет складывал пиццу, плесневые сыры, гречку, грейпфруты и карпаччо. Твой личный, собственный живот, в котором ты сделал прокол (руками огромного бородатого, хвостатого и пузатого байкера в коже и клепках, принимающего редких клиентов в крошечном белокафельном кабинетике, оборудованном автоклавом и стоматологическим креслом – представьте себе это хорошенько – кафель, кресло и клепаный байкер) – сделал прокол, чтоб носить там черную титановую сережку с голубым камешком. Твой личный, собственный живот, который ты старательно подставлял каждое лето нещедрому балтийскому солнцу, на котором затягивался вот этот бежевый лаковый пояс и тот черный плетеный и застегивалась зеленая атласная юбка и алая вельветовая, который в конце-концов использовался для того, чтобы позволять кое-кому его гладить, трогать и целовать – в твоем личном собственном животе теперь кто-то живет. Кто-то другой. Там занято. Какие-то люди, понимаете - у меня в животе живут люди. Ну ладно, один, но все равно. Это пипец.

Матушка моя - женщина очень восторженная и патетическая. Поймать эти качества иллюстративно довольно сложно, но вот только что было. После фильма-концерта по постановкам Бориса Эйфмана по «Культуре» маман звонит мне, дабы обменяться впечатлениями:

-… а «страсти по Мольеру» ты видела
- нет вроде
- ну как же? Как!!!???
- ну мама, - растерянно оправдываюсь я - я отходила пару раз, чаю налить там, и в туалет…
- как – потрясенно возопляет маман, интонационно заламывая руки – как можно, это же так интересно!!!
- ну так, говорю, что ж мне теперь, под себя ходить от благоговения? По культуре даже рекламных пауз нету…
Бросила трубку.

*

После того как мне запретили секс, жрать и пить, обязательные в каждом издании строки о том, что беременность – лучшее время в жизни женщины, кажутся мне какой-то неправдоподобно наглой издевкой в глаза.

*

После больнички, в которой основной контингент – девочки с области, с поселков и маленьких городов («местные», как я, предпочитают прибежать на укол с утра и сразу же смыться домой) – я очень сильно молилась, чтобы только соседка в санатории у меня не оказалась трехэтажно матерящейся крановщицей, не выносила мозг безостановочной болтовней и не храпела. Просила – дали – юный божий одуванчик, ухоженная розовенькая девочка из приличной обеспеченной семьи. Когда я заселялась, кстати, её не было в номере, но первое, что я увидела – томик Золя на тумбочке: о-о, выдохнула я с облегчением мужчине П, волокшему чемодан, - это внушает надежды.
Впрочем одуванчик-таки упорно смотрел ДОМ-2 всякий раз как его показывали, но это я сама дура, не обозначила в списке просимого. Да и я научилась брать книжку и уходить в вестибюльное кресло.

Первым делом одуванчик критически воззрился на мой живот. У тебя, наверное, мальчик, сказала барышня – потому что у тебя живот острый. Вот когда круглый, когда он сразу растет здесь, здесь и здесь, прям сразу талия пропадает – тогда значит девочка, а когда он вот так и вот так и вперед – значит мальчик.

Кхм – глубокомысленно ответствовала я.

А еще – понеслась соседка – можно определять пол по крови. Потому что у мужчин кровь обновляется раз в три года, а у женщин раз в четыре и если знать дату зачатия… .. а вот у моей подружки… а еще если знаешь группу крови…
Наконец, минут через десять моих кивков и улыбок она затормозила и задумчиво посмотрела на меня. Ну а ты, с надеждой спросила она – а ты какую-нибудь примету знаешь, которая верная?
Одну знаю, - мрачно ответила я - УЗИ.

*

Придумала комплекс упражнений высшего пилотажа для беременных, точнее – названия для первых двух упражнений:

1. Достать ногу
2. Увидеть письку
Если кто тут у нас сильно умный гибкий – есть вторая степень сложности. Достать ногу и увидеть письку и при этом не кряхтеть.
Я вообще думаю, что вот-де, я, наконец, могу на собственном опыте познать, что такое пресловутая зеркальная болезнь у мужчин. Если б, конечно, думаю я, у меня был член, я бы это поняла в гораздо лучшей степени. И члену было бы забавно – каждый раз, когда я бы, напрягая шейные мышцы и вытягивая позвоночник, выглядывала из-за горизонта, ему бы казалось что то ли восход солнца, то ли партизаны ползут из окопа…
А ноги - они теперь как у кэрроловской Алисы, так далеки и недостижимы, что впору бы слать им посылки, я поглядываю на них иногда с грустью из своего заоблачного далёка, передаю им мысленно приветы и ободряюще улыбаюсь – авось еще когда-нибудь воссоединимся. После того как, собираясь на прогулку, натянешь на себя колготки (два раза достать ноги), теплые носки (еще два раза) и, наконец, сапоги – на прогулку можно уже не ходить, расход калорий примерно выполнен. Все участники мокрые, красные, тяжело дышат и утирают пот со лба.

*

Просыпаюсь от получасовой вечерней дремы – темно, только в щелку двери пробивается свет из дальней комнаты и бормотание телевизора – оказывается, мы спим, обнявшись, что вообще-то по жизни так неудобно, что даже в самом романтическом начале - объятия на сон грядущий держались ровно первые пять минут, после чего все расползались каждый на свою сторону кровати – оказывается, мы спим, обнявшись, и ладонь моего мужа лежит у меня на животе и под ней, внутри, идет тишайшая лягушачья возня; что он мерно дышит мне в волосы и не храпит, что еще более невозможно, чем спать в обнимку; и что, оказывается, у меня на лице все эти полчаса остается та же улыбка, с которой я задремала.

Просыпаешься – и обнаруживаешь себя в рождественской открытке, в рекламном буклетике, в индийском кино – которое сложилось вокруг тебя пока ты спал.

*

Живущая у меня внутри шмакодявка (а последнее УЗИ вроде как пообещало нам девицу) обладает изумительно вредным характером – стоит мне прилечь на правый бок, она сползает в этот самый правый бок и, кажется, начинает там прыгать, крепко и с чувством ударяя обеими ногами «в пол», я, возроптав на немилосердие грядущего поколения, со сноровкой перевернутого на спину майского жука перебарахтываюсь на другую сторону, отчаянно скрипя и бестолково размахивая конечностями в воздухе, и как только я укладываюсь на левый бок, та же джига исполняется в левый бок.

Из прогулочных джинсов моя бывшая талия несколько выросла и теперь в положении «сидя» шов под поясом довольно ощутимо давит на живот. И вот, стоит мне отклониться от маршрута и присесть в кафе за кофе и тортиком, противной девице не иначе как из чистой вредности – непременно надо забраться именно под чертов пояс и немедленно начать там дубасить в стены и всячески изображать Че Гевару в застенке. Лошадь ты бесстыжая, с сокрушенным укором сообщаю я в сторону собственного паха, тебе что там, места мало, повыше перелезть – никак нельзя, нет? – и на этом моменте ловлю на себе задумчивый взгляд подошедшей официантки.

*

Вчера безутешно плакала вот такими слезами над неподнявшимся кексом. Растерянному мужчине П., робко поинтересовавшемуся о причинах горя, сообщила, что, во-первых, я похожа на дирижабль и у меня появилась складка на боку если сесть вот так, во-вторых я до сих пор не могу прочитать Улисса и всего Набокова, что у меня есть, а в третьих теперь у меня еще и руки из жопы. Муж натурально припух и молча пошел на амбразуру жевать неподнявшийся кекс.

Дожует кекс, подсуну улисса – чтобы глаза не мозолил.

*

Секс нам запретили, да. Вчера, на ночь глядя, мужчина П возился-возился, ворочался-ворочался, вздыхал-вздыхал и, наконец, осторожно закинул удочку: заичка, говорит, а если мы чуть-чуть, ну так, осторожненько и медленно... И тихонечко… И неглубоко… И, вздохнув, тут же сам себе отвечает – …то ну его нафиг вообще.

*

Все время невыносимо хочется суши

**

Неполиткорректный постскриптум.

Я, в общем, теперь-то уже осознаю, что хочу невозможного, пытаясь сохранить пока что эту "тайну переписки" и оставляя все беременные хроники под замком - я понимаю, что таких как я, писателей френдленты, у каждого из вас - сотня-другая и всех не упомнишь, и в общем-то если я так уж хотела неразглашения, так и надо было писать не под замок, а только для себя - но, в общем, делать теперь уже нечего и я могу только еще раз смиренно попросить: ребята, я буду очень всем благодарна, если слова типа "декрет", "беременность" и "когда рожать-то?" не будут пока что по возможности появляться в ваших комментариях к моим публичным постам, а только в подзамке.

Извините. Спасибо.

Кто бы мог подумать, что дети создают столько сложностей, еще не родившись. Даже еще не родившись. Примерно третью неделю я хожу с пухнущей головой, осаждаема сонмом нерешаемых вопросов разряда китайской грамоты, типа какие должны быть колеса у коляски – надувные или литые, в чем полагается класть в коляску младенца – в конверте или в одеяле, что такое слип и чем он отличается от бодика и песочника, и как называется такой мешок для ребенка с рукавами и капюшоном. И главное, конечно – что мне из этого надо (кажется, что всё - и меня прошибает холодный пот) – и сколько…

Мужчина П притащил от друзей мешок младенческих тряпочек «по наследству» – теперь я время от времени зачарованно зависаю над какой-нибудь ажурной кофточкой фасона беби-долл, канареечного цвета и общей площадью в две мои ладони и время тягуче замедляется, пока я тщусь охватить сознанием мысль, что у меня будет кто-то вот такого размера. Такого размера бывают только игрушечные пупсы, хохлатые собачки и галлюцинаторные зеленые человечки…

Еще там есть шапочка, идеально садящаяся на апельсин, при попытке представить, что в этой шапочке когда-нибудь будет приветливо пускающая слюни голова, я начинаю судорожно смаргивать, разгоняя круги по тонкой пленке сюрреальности.

Подруга наша меж тем, затаившись было на пару дней в своей каморке (я даже обеспокоилась подозрительной тишиной и хотела уже бежать светить себе вовнутрь волшебными УЗИ-лучами), времени зря не теряла и за эти пару дней затишья выучила новые техники ближнего боя. Я вследствие сего приобрела манеру внезапно посреди деловой вполне беседы давиться вдруг воздухом, говорить «ой», хлопать ртом и переворачивать глаза зрачками вовнутрь в попытке разглядеть творящийся беспредел через подзорную трубу пищевода.

На животе регулярно вспучивается нечто размером с мандарин и вспученное разъезжает туда-сюда-обратно и по диагонали. Мы с мужчиной П нависаем над разгуливающей кочкой с лицами крокодилов, снесших яйцо фаберже – кочка же бодрится, тусит по животу, выписывает петли и периодически вздрыгивает всю поверхность общей волной.

Когда я вдохновенно разложила принесенные розовые рюшечки и юбочки в бабочках и цветочках по кучкам и присела, подперев щеку ладонью, умиленно любоваться – мужчина П смотрел-смотрел на эту пастораль, и задумчиво спросил – а вдруг все-таки мальчик? Если мальчик, мрачно сказала я – то первые месяцы, боюсь, он будет чувствовать себя несколько глупо…

Вообще конечно, я все смотрю на эти сонмы беременных женщин вокруг – в сообществах, на форуме, в реальной жизни – и уговариваю себя, вот видишь, говорю, вон их сколько, вон их сколько отхаживают весь срок, нормально вынашивают, рожают.

Может у меня все-таки тоже получится, может все будет нормально, будет без особых приключений, будет здоровый ребенок, - и уже наглея, думаю – …будет здоровый спокойный умненький ребенок, и еще наглея – …все-таки девочка. Но это та же песня, что с самолетами, ты прекрасно понимаешь всю статистику, понимаешь, что над землей ежесекундно висит мильон самолетов, которые благополучно взлетели и приземлятся, и они все продолжают и продолжают взлетать и приземляться, и шанс каждого отдельного человека попасть в авиапередрягу ничтожен, ничтожен, исчезающее мал, - но для себя самой крепко бережешь за щекой орешек по имени «а вдруг» и все твои рецепторы сплылись гурьбой внимательных головастиков именно к этой щеке, к круглому прилеганию орешка…

Мужчина П, глядя на табунчик верещащих и бесящихся трехлеток в кафе, придумал название для магазина детской одежды – «Маленький гадёныш» - гениальное, я считаю. Так что я прошу занести в протокол, что мы да, проникновенно готовимся к своему грядущему родительству.

Гневить бога, кажется, главное призвание любого человеческого существа, выполняемое им с завидной прилежностью и тщанием – взять например меня, в иные дни трясущуюся над собственным растущим диаметром и шарахающуюся от малейшего призрака самой надуманной из тревог – ну а отпустила тебя паранойя на пару часов, так и сиди тихо, радуйся, гладь пузо.

Не-а. Вчера, еще и насмотревшись на Саниных нимф, на контрасте ревела об том, что я-то теперь более всего похожа на помесь гиппопотама и сахарницы, или еще рубенсовский Вакх* встает у меня перед глазами каждый раз, как я перед сном гляжусь на себя в зеркальный шкаф-купе. С ужасом фиксируешь осуществление главного кошмара любой жрицы гламура и фитнеса – сиськи натурально лежат на пузе, ааааа. И фигня, что это не они опустились, а живот вырос настолько, что подпирает их снизу балконом – контакт есть, условный рефлекс включен и воет и мигает панической сигнализацией – о ужас, о ужас, о ужас!!!

И, еще возвращаясь к нимфам: призналась вчера мужчине П, что каждый раз когда я вижу настолько безупречно вылепленное существо, голос самосохранения последним шансом удержать шаткую самооценку, угасающей надеждой, шепчет мне прямо в мозг – ну и ладно, а зато наверняка она дура (Саня, концепция милосердия и пакт о ненападении на беременных гиппопотамов женщин подразумевает, что ты не будешь стремиться меня разубеждать, даже если она нобелевский лауреат, тем более что у моего голоса самосохранения и так мало шансов справиться с моим же голосом здравого смысла – да, у меня в голове есть голоса и я не хочу поговорить об этом)

***

Несколько раз натыкалась на собственный живот, пытаясь подойти вплотную к зеркалу, чтобы поправить макияж или там ресницу из глаза вытащить. Замешательство, которое при этом испытываешь, мне кажется, сродни тому, которое думает кошка, удивляясь тщетности попыток поймать хвост.

***

То есть я толстая неуклюжая идиотка и даже не могу заесть это горе тортиком.

***

Про тортики – я 30 лет прожила, блюдя неукоснительное холодное презрение ко всем десертам в мире, кроме мороженого, которое мне нельзя. Лучший десерт для меня обычно находится в меню в разделе «закуски к пиву» - что-нибудь типа острых крылышек или сырных шариков. Где-то после пятого месяца беременности я однажды вдруг обнаружила себя сладко постанывающей над третьим куском совершенно затрапезного убогого торта, в сторону которого в былые дни я б даже поморщиться побрезговала – два пласта бисквита и унылый масляный крем, такие поленьями лежат в любом гастрономе - классика жанра, апофеоз тщеты совковой кондитерии.

Даже не шоколадный. Ни единой вишенки или орешка. Я прям вижу, как их клепают на производстве, бездушно и с отвращением – хбдыщ, шлеп, шлеп, шмяк и пльфррррь (это кремом сверху завитушек нахреначили не глядя). Ну вот. Такой в общем брусок калорий без нежности и страсти. А я над ним воркую с придыханием и чуть не целую его в каждый отвратительный завиток крема из растительных, зуб даю, жиров.

В результате воспылавшей во мне любви к вредным углеводам, я начала прибавлять вес с космической скоростью – кило в неделю. А? Хо-хо! Каково? Участковая, поначалу хмыкавшая с умеренным любопытством, перешла к качаниям головой, неодобрительному цоканию, а потом и вовсе стала меня жучить и щучить каждый раз, как я сползала с весов. В результате сего у меня случился еще и синдром белого халата – это когда у людей давление зашкаливает от стресса при виде любого доктора. Только у меня это случалось при виде весов - синдром весов, стало быть. Мыши плакали, кололись, получали раз за разом нагоняй за прибавку, но продолжали жрать кактусы.

Немного притормозить у мышей получилось только через несколько недель благих намерений. К тому же я, наконец, выкарабкалась из новогодней простуды, которые теперь стали вовсе бесконечными в условиях недоступности обычного арсенала лекарств – и придумала умное – ходить гулять по вечерам.

Гулять можно только держась за что-нибудь устойчивое – стену, дерево, забор, мужа, потому что на дворе обычная калининградская зима – гололед и морось. Учитывая, что я и так-то ныне обладаю грацией и стремительностью садового слизня – если высадить меня на гололед, замотав в тулуп и телогрейку, зрелище выходит душераздирающее. Частенько на прогулках мы встречаем мою матушку, возвращающуюся с работы – так вот, матушка, завидев нас, начинает истерически хохотать за два квартала. Она утверждает, что я вылитый обожравшийся волк из мультика про «щаз спою» - и я ей склонна верить.

Поскольку таскать наросший на мне живот, судорожно цепляясь когтями за лед, довольно утомительно, в середине прогулки очень сильно хочется сделать привал. Поэтому как-то так само собой получилось, что мы в конце трассы заходим в кафе, переводим дух и трогаемся обратно. Качественно перевести дух, не выпив чаю, очень сложно. Не менее сложно, чем выпить чаю, сидя перед витриной с чертовой сотней десертов и не съесть один из них.

В общем, я уповаю на то, что в результате суммирования всех векторов, я хотя бы выхожу в зеро. Как бы там ни было, в последнее взвешивание к вящему изумлению меня, врача и акушерки, вместо традиционного килограмма в плюс был обнаружен килограмм в минус, ликование, само собой достигло таких пределов, что потребовалось отметить его большой пиццей.
Я очень много написала про еду, потому что я в жизни так по этому поводу не заморачивалась, извинити.

***

В том самом кафе, где мы делаем привал – Круассан оно называется – есть коктейли из свежевыжатых соков, фреш-миксы. Меня страшно заинтриговал «киви-огурец», два сеанса я примеривалась, на третий заказала попробовать.
Что-то он мне напоминает – сказала я, сделав первый боязливый глоточек.
Точно что-то напоминает – сказала я, сделав задумчивый второй.
Вот только никак не могу понять что – сказала я после скептического третьего.
После пятого я поняла – «Паша, это же клоп!!!», – возопила я счастливо. Мне принесли стакан жидкого клопа!

***

Вообще, до того как меня это коснулось вплотную, я имела представления о беременности весьма далекие от реальности. Несмотря на то, что я сильно умная и пожилая взрослая. Например, я думала, что роды – это 12-20 часов, заполненных непрерывной адской болью, фонтанами кровищи и треском разрывающейся промежности, ну чо-то в этом роде, ага. Кроме того, я думала, что дети в утробе сидят тихо и пихаются осторожно, тихонечко нажимая и чуть-чуть елозя. Хрен.

Они дубасят ровно настолько, насколько им позволяют силы, то есть со всей детячей дури и если у матери на 8м месяце не сломаны ребра и живот не представляет сплошную гематому, так это не от предусмотрительности, а только оттого что силенок маловато. Я все изумляюсь этой недальновидности, ну нельзя же так опрометчиво пилить сук, на котором сидишь. Мужчина П, когда застает особенно показательные выступления, с выпучиванием пятки сантиметров на пять над уровнем моря и метаниями этой дюны от пупка к диафрагме – скатывается с кровати как ужаленный, вопия «я его боюсь, оно меня сожрет». Я же покорно ожидаю того момента, когда «оно» станет еще чуть посильнее и будет таскать меня, уныло волочащуюся, за собой, как кот в пододеяльнике.

***

Не секрет, что друзья не растут в огороде, а современные женщины в общем поголовно в той или иной степени исполняют себе бикини-дизайн. Хороший эвфемизм, кстати, мне нравится, а то пришлось бы писать «подстригают письку», а это, согласитесь, куда менее изящно звучит. Так вот, когда у женщины на месте живота вырастает купол Исаакиевского собора, внезапно выясняется, что ей не хватает длины рук, чтобы дотянуться до того места, где бикини и дизайн, не говоря уж о том, что в зоне видимости после пупка идут сразу колени. Нет, изогнуться, конечно, можно, но эти асаны не снились йогам – и тут же начинает болеть спина, рука, нога, шея затекает, а бикини в ужасе съеживается, понимая, что сейчас его будут дизайнить наощупь, бессмысленно и беспощадно.

В общем, после нескольких подобных сальто-мортале я дошла до ручки и обратилась за помощью к мужу. Мужчина П. в общем отнесся к просьбе с энтузиазмом, молодцевато крякнул, засучил рукава, весьма споро распластал меня на ванне как лягушку на предметном стекле и дирижерским жестом занес станок. И одним раздольным взмахом снес мне все подчистую. Ну то есть конечно не все сразу, но после первого движения «от уха до уха» стало понятно, что реанимации бывший дизайн не подлежит. Теперь ко всем моим бедам я натурально чувствую себя девяностокилограммовой голой хохлатой собачкой и норовлю забиваться в угол, зябко поджимать лапки, дрожать всем тельцем и жалостно глядеть влажно налитыми вишнями глаз из муфты/корзинки/одеяльца. Хочу розовый бантик.

***

В беременном сообществе perinatal_ru московские девицы частенько жалуются, что в метро беременным место не принято уступать и хорошо еще если какая-нибудь резвая бабуля, мчась к освободившемуся месту, не врежет по пузу. Возможно в этом отличие провинциального города – но мне вчера натурально пришлось спасаться бегством по салону трамвая от двух женщин, одна совсем бабушка, которые хотели насильно меня усадить – я паническим пингвином бежала прочь, крича печально и пронзительно, что «нет, нет, спасибо, мне только одну остановку» и одновременно лучезарно благодарно улыбаясь.

***

Также до 30 лет я понятия не имела, что такое изжога и как она ощущается. Теперь, когда желудок поднялся к горлу, я знаю об изжоге все. А вы, ребята, ни фига о ней не знаете. Настоящая изжога – это когда ты, нашаривая в полусне в тумбочке Ренни, смутно удивляешься - етить, с чего это у меня изжога-то опять, ничо ж не пила-не ела на ночь – и тут же с проблеском озарения облегченно вспоминаешь – ах да, минет…

Леопольд, выходи – говорю я настойчиво туда вниз. Леопольд сидит тихо, упрямо сложив лапки и выпятив подбородок и выходить не собирается. Да щас, думает леопольд, куда там выходи нафиг, думаете у меня совсем соображения нет, а у меня есть, и уши еще и я прекрасно знаю, что у вас там минус два и осадки, потому что прогноз погоды в телевизоре.

Авось прикидывает леопольд, если я получше растопырюсь, удастся продержаться до лета, а вот будет плюс 22 и солнышко, тогда и наружу показаться не грех – и поудобнее упирается ножкой в последнее ребро. Выходи, говорят, – повторяю я – солдат ребенка не обидит. И подумав, уточняю – и дизайнер с доктором уж тоже. Да конечно – выпячивает недоверчиво губу ребенок – знаю я вас, наобещаете с три короба, а вылезешь – и начнется, то жрать не допросишься, то памперс мокрый, а я что, я ж не могу самостоятельно перепамперсоваться, лежи, жди как дурак. Или как дура. И с сомнением пытается заглянуть себе в то место где понятно, дурак или дура, но во-первых темновато, во-вторых укладка плотная и особо не поизворачиваешься.

А тут, продолжает свою мысль леопольд – все-таки тепло, темно, тихо, и бесперебойная поставка продуктов. Прям в пузо напрямую. Даже сосать не надо. Вообще это как-то даже унизительно - что я вам, пиявка что ли, придумали тоже. А что тесно, ну так и что, что тесно. Уютно. И кстати, насчет дуры – мать-то у меня совсем не варит похоже, ну нормальная, вообще, кто ж девочку Леопольдом называет, ей че, двух узи мало было, чтобы понять, кто я есть – ну и куда я к таким родителям пойду, они вообще небось ложку в ухо несут и с хвоста запрягают… и назидательно наподдает мне пятками в печень. Свинина ты малолетняя, – сокрушаюсь я, кряхтя и поскрипывая, - тут свинина окончательно оскорбляется и выпячивает одновременно попу и коленки и что-то еще неопределимое, образуя на поверхности сложный геополитический ландшафт.

Леопольд, выходи, продолжаю я гнуть свое, когда обе стороны поуспокоились и прекратили дуться – вот посмотри, что в умных книжках пишут про наши сроки: «…голова плода вставляется во вход в малый таз…» а ты там что себе думаешь? Хватит махать ногами, голову давай вставляй. Вставляй голову. То есть – тут леопольда пробивает на сарказм, – ты там думаешь, что я вот должна тут взять этот твой малый таз и себе на башку как шапку натянуть, так что ли? Леопольд задирает голову вниз, потому что когда висишь вверх ногами, задирать получается именно вниз, окидывает взглядом предполагаемый выход и тяжко икает. Мать, ты вообще соображаешь, че хочешь, через это мышь не протиснется, не то что человеческий ребенок…

А вообще, думает леопольд, вообще-то если я может быть совсем тихонечко тут посижу, вот совсем-совсем тихонечко, то может они про меня забудут вообще. И тогда я точно продержусь до тепла, заодно авось они мне какое-нибудь девочковое имя наконец придумают. И утвердившись в этой мысли, леопольд поджимает ножки к животу, удовлетворенно сует в рот большой палец и затихает «…главное сгруппироваться, так незаметнее», смутно додумывается леопольду перед тем как заснуть…

Уф -ф-ф-ф-ф-ф...

Последние недели - это, конечно, жесть. Я не пролезаю в дверной проем, если рядом кто-то стоит, - не в проеме, рядом, сужая пространство сантиметров на 10, не больше. На кассе супермаркета муж панически бросает кошелек и бежит прочь, чтобы выпустить неумолимо надвигающийся на него сухогруз, потому что сухогруз желает пройти к стойке выдачи и собственноручно разложить все по пакетам – а проход между кассой и турникетом сухогруз занимает целиком.

Я шириной с вот эту тележку на колесиках, вы понимаете, да? Я могу сидеть исключительно как пахан на зоне – развалив колени практически на поперечный шпагат, чтобы свесить пузо посередине. При этом желательно приземляться на краешек, чтобы оно свешивалось в воздух, а не натыкалось на сиденье. Дежурная поза всех беременных, применяющаяся практически во всех проблемных случаях - если болит спина, тянет живот, смущают отеки или внутри происходит особо бурный сеанс песни и пляски народов Севера – чуть чего все бросать и вставать на четыре точки кверху задом. Где застала непогода. Домашние сначала окаменевают при виде воздвигшегося на диване в гостиной спринтера и роняют улов из клюва, но потом ничего, привыкают.

Теплообмен выворачивает наизнанку – я, вечный мерзляк, вечный одеяльный кокон рядом с раскрытым раскинувшимся мужчиной – теперь ночую изнывающей морской звездой (проглотившей морского ежа, ага), тщательно разложив конечности поодиночке и передергиваясь от нечаянного липкого прикосновения кожи к коже, тяжко дыша, при настежь раскрытой форточке и дрожащем муже, робко кутающемся в пододеяльник и плед. И пребываю в полной уверенности, что окружающие, утверждая, что в общем-то прохладно, просто дурят меня и нагло врут в глаза.

На днях барышня устроила джигитовку в ночи, я кряхтела так и эдак, пристраивала гарцующий живот то так то сяк, трижды подскакивала на кровати в стартовую позу бегуна сумо, наконец отчаялась и включила телевизор, не меняя своей асаны, по-жабьи к нему развернувшись. Минут через 20, когда вроде все затихло, я осознала диспозицию. Но до сих пор не могу решить, жалеть мне, что муж не проснулся невзначай, или радоваться. Потому что я не знаю, что испытывает человек, при пробуждении среди ночи обнаруживающий прямо у себя перед носом, прямо в паре сантиметров полностью перекрывающую всю перспективу ЖОПУ, осиянную голубоватым электронным свечением.
Встать с кровати – большое дело. Перевернуться с правого боку на левый – жест достойный уважения и нескольких минут тщательно выверенных поэтапных передислокаций отдельных пучков организма. Ехать в машине по плохой дороге – а попробуйте потрясти головой с жесточайшего бодуна – то же самое, только в животе.

Муж, излишне резким движением разворачивающийся на стуле ко мне от компьютера и утыкающийся носом ровно в пупок, резюмирует пейзаж: «ну, в основном тут у нас, конечно, пузо. Но и кое-где по краям немножко жена». Вот это «по краям», оно очень верное – видали насосавшегося клеща, его когда отцепляешь от собачьего плюшевого уха, у него пузо размером с мой ноготь, и где-то на уголку этого пуза, едва из-под него видные, нелепо несоразмерные, шевелятся крошечные ножки с головкой. Во!

На днях дорогой супруг ощутил в себе нездоровье и обеспокоился тем, что у него может быть грипп. Я конечно тоже обеспокоилась и бежала прочь в карантин к родителям. Время заболеть гриппом Паша выбрал крайне удачное – вечером мы всей семьёй стояли перед двумя неразложенными диванами и думали тяжкую думу – мама с острым приступом радикулита, папа, смывшийся из больницы со свежепрооперированной грыжей ну и я, девятимесячный гиппопотам – три раскоряки, одна скорбнее другой. Ну чо, спали на неразложенных.

Я как-то все пребываю в невозмутимой безмятежности, ну не вылазит и не вылазит, а вот мужчина П, похоже, дрогнул и поколеблен – ходит вокруг меня кругами с подозрительнейшим видом и я не однажды заставала его со странным выражением лица исподтишка заглядывающим мне в какие-то неожиданные ракурсы. Боюсь, еще немного маринования ожиданием и он начнёт ковырять меня то там то сям прям пальцем, в надежде найти запасной люк, через который можно добыть из меня упертого младенца….

А сейчас три ночи и если считать, что сегодня уже пятница, то завтра я сдамся в роддом и из него по идее выйду уже с обладательницей вот этих мелких, но твердых злокозненных коленок и с совершенно другой, изменившейся, фатально превратившейся, в совершенно другой цвет навсегда преломленной жизнью. И если кто думает, что я хоть краем своего дурацкого мозга это осознаю, тот сильно ошибается.

И роды как физиологический процесс, и экзистенциальный момент появления из меня нового существа, не бывшего раньше вообще, отныне неразрывно со мной связанного и неразрывно связующего меня с моим мужем – это что-то ирреальное, сюжет из телевизора, это все еще не про меня, я что, я просто пузатый таракан вполне уже свыкшийся с собой такой и смутно представляющий, что это все-таки когда-то и как-то кончится и распустится чем-то новым, неведомым, никогда не пробованным, и даже не когда-то, а почти уже вот-вот, почти сейчас. Я понимаю, что это офигеть, и я никак не могу поймать это офигеть и почувствовать. Но уже скоро, да, и это необратимо и неизбежно. Сидишь на дрожащих рельсах, жуешь ромашку, ковыряешь в ногтях, пока на тебя мчится с откоса твоя горячая и огромная жизнь.

Я бы попросила, конечно, подержать за нас кулачки, но не знаю, когда конкретно держать и когда конкретно начнется выманивание упрямицы. Все на что хватает моего ощущения реальности, так это на тревожности по поводу каких-нибудь «авдруг»ов.