Weber:
|
Думаю единственный совет примиряющий всех участвующих в этой дискуссии дал более ста лет назад выдающийся адвокат Ф. Н. Плевако:"Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы миру было не видно дел, которые вы творите под покровом рясы и обители!" |
Для адвоката звонкую пустую фразу выдать, как нам высморкаться.
Глупость этой фразы в том, что обители или общины не может быть без "мира".
Не будет мирян, не будет церкви.
В качестве примиряющего хотел бы вам предложить вот эту статью, на мой взгляд разумную:
Пожелания неверующего
29 ЯНВАРЯ 2009 г. АНТОН ОРЕХЪ
Я человек неверующий. Я не атеист, потому что не утверждаю, что Бога нет. Но и в существовании Его не уверен. Но еще более я не уверен в церковных институтах. Потому что Бог всемогущ и непогрешим, а вот Его представители на земле — вряд ли. Я полагаю, что среди священнослужителей такой же процент проходимцев, как и среди людей светских. Хотя и процент людей добропорядочных среди них также не меньше среднеобычного.
Они выбрали своей стезей «служение Богу». Но выбрали сами — и это важно. Вот если бы Господь указал именно на них — тогда да! А так это их решение, и далее они шли по этой стезе каждый в меру своего таланта, веры, способности к компромиссу. Они ведь (если иметь в виду высокие церковные чины) люди в массе своей уже не молодые, а значит, пришедшие в Церковь при советской власти. А быть священником при советской власти и не знать компромиссов было никак невозможно. Быть может, поэтому я воспринимал этих людей в рясах всегда не более чем чиновниками. Только чиновниками особого ведомства. И как я не пошел бы на исповедь в префектуру, так не пойду и на исповедь в храм. И быть может, мое такое к ним отношение и легло во многом в основу моих сомнений в существовании Бога?
Но при этом я понимаю, что есть в нашей стране люди, которые верят. Верят искренне, всей душой. Для которых Вера — главное, что ведет их по жизни и помогает переживать все ее тяготы. Вера, которая делает их лучше — а не это ли самое главное! Подобных людей, впрочем, не так много. Их гораздо меньше, чем тех, кто в соцопросах называет себя «верующими» и «православными». Вера наша вся превратилась в обряд, как пар, вышедший в свисток. Да и обрядам народ следует не всем, не всегда и не точно. Но внешние символы Веры для значительного (если не подавляющего) большинства граждан заменили суть Веры.
И вот наша Церковь выбрала себе нового патриарха. И у меня к нему есть два главных пожелания: чтобы люди верующие были им в этом качестве довольны, а я как человек неверующий по возможности не знал его ни в каких иных качествах.
Я уважаю Веру и Церковь как учреждение. Но я уверен, что она должна жить отдельной от меня жизнью, не вмешиваясь в нее, так же как я не считаю себя вправе вмешиваться в ее жизнь. Я считаю комичным стояние со свечами и скучными физиомордами чиновников земных на мероприятиях «небесных» — потому что так положено, потому что так принято, потому что так модно, потому что так делает Сам или ЗамСам. Храм не место для посторонних, не место для тусовок и суеты. Так же как праздник Рождества не повод для пьянки и продления «пьяных» новогодних праздников до бесконечности, чтобы эти физиоморды-со-свечками могли попутно покататься на лыжах в Альпах.
Но при всем уважении к верующим я не считаю правильным в стране, во-первых, светской, во-вторых, многоконфессиональной провозглашать общегосударственным праздник одной из конфессий и наряду со многими другими столь же показательными символами запускать в оборот понятия вроде «Россия — страна православная». Я не хочу, чтобы моему ребенку преподавали в школе Закон Божий под видом «Основ православной культуры» или чего-то в этом роде. Вера — слишком серьезный и слишком личный вопрос, чтобы ее можно было «преподавать» да потом еще ставить оценки или зачеты. Да и памятуя о том, что школа, как правило, вызывает лишь отвращение к преподаваемым в ней предметам, я бы на месте православных иерархов много раз подумал, прежде чем продвигать религию в школьные стены.
В общем, я желал бы, чтобы при новом патриархе Церковь и государство жили мирно, сотрудничали друг с другом в добрых делах, но были все же отделены друг от друга. Чтобы храм не превращался в разновидность политотдела, а патриархия — в теневое министерство. Чтобы священнослужители в своих решениях советовались только с Богом, а не с царем и чтобы им не приходилось при этом идти на новые компромиссы. Тогда у Церкви, возможно, станет меньше светского пиара, но больше, как мне почему-то кажется, прихожан.